Топографический кретин

Уже позади выпускные экзамены, уже маячат впереди вступительные, уже пробуются на вкус новые слова из скорой жизни — немного неясные, слегка пугающие, но такие манящие: зачётка, сессия, отсрочка от призыва…

Уже опускаются сумерки, хотя сумерки в это время поздние, и значит, пора в городской парк культуры и отдыха, хоженый-перехоженный, с езжеными-переезженными цепочными каруселями; с аттракционом «Сюрприз», который визжит детскими голосами и вжимает тебя в алюминиевый борт с такой силой, что невозможно поднести к губам бутылку лимонада «Буратино», спёртую из гастронома; и с парковым карьером, в котором всегда купались до позапрошлого года.

Позапрошлое лето выдалось ужасно мокрым, и поплавать по-человечески никак не удавалось. Дожди стихли только к самому концу каникул, за неделю до осени. Вылезло, наконец, слепящее августовское солнце, и они обычной своей компашкой — Фрэн, Гоша Кит, Галка Керченская и Лёнька Гельман — рванули на пляж.

— На мороженое! — объявила Галка и бросилась в коричневую воду.

У них давно так повелось: до того берега наперегонки, а кто приходит последним, ведёт всех в «Лакомку». Галка, хоть и девчонка, проиграть не боялась — не потому что её всё равно бы по-джентльменски угощали, а потому что была вся из себя спортсменка, ходила в легкоатлетическую секцию и приплывала почти всегда первой. Только иногда её обгонял Лёнька — тот вообще здоровяк, бицепсы — во! Наверное, качается потихоньку, хоть и не хвастает, как другие, потому что скромный. Но на этот раз он отстал с самого начала — то ли чувствовал себя плохо, то ли ещё что.

Фрэн вышел на песок третьим. Не вышел — выполз: тот берег оказался намного дальше, чем обычно. Оно и понятно, месяцами карьер воду в себя всасывал, разбух, как подростковый прыщ.

Вытряхнул воду из ушей, смахнул овода с плеча, оглянулся.

— А где Лёнька?

— Нету, что ли? — Кит тоже обернулся. — Занырнул, видать, от позора прячется. Должок ныкает.

Они шутили ещё пару минут, потом принялись звать — негромко, как бы посмеиваясь над собой, уверенные, что сейчас Лёнька вылезет из полузатопленных кустов и станет издеваться над ними, что наколол их, как младенцев, переживать заставил.

Но Лёнька всё не выходил, и тогда пришёл настоящий страх, и звать стали в голос. Ныряли, торчали под водой до изнеможения, пока хватало воздуха в лёгких, смотрели во все глаза, да разве что увидишь в этой лохматой илистой мути, выныривали на последнем издыхании и снова орали, и стряхивали с лица капли — то ли воду, то ли слёзы, то ли всё вперемешку. На карьере не было больше ни души: кому ещё придёт в голову купаться после дождей, шедших всё лето.

— Тут за дамбой спасательная, — вспомнил Фрэн и ринулся на оседающую, колкую под босыми ногами грунтовую насыпь.

— Я с тобой, — крикнула Галка: она всё-таки бегала быстрее.

Они ломились по цепляющимся за руки кустам, по пояс увязали в откуда-то взявшейся за лето огромной чёрной жиже, полкилометра показались марафоном.

Выкрашенный в синее и зелёное дощатый домик с понурым флагом «Общество спасения на водах» стоял у самой кромки быстро бегущей воды: река тоже разлилась. На её поверхности, привязанные к наполовину затонувшему деревянному помосту, трепыхались на течении две лодки со словом «Спасатель» на борту.

— Скорей! — прохрипел Фрэн и показал рукой в сторону карьера.

Говорить не мог. Галка — и та еле дышала.

— У нас друг, — сказала она. — Там. Помогите.

— У вас друг — что? — неторопливо выговорил бородатый и мускулистый, на котором были только плавки и панама с той же надписью, что на лодках.

— Тонет! — заорал Фрэн. — Тонет! Скорее! Пожалуйста!

— Не можем, — бородатый шлёпнул себя по заду, убивая комара.

— Как не можете! Вы же спасатели!

— Ну и кому шумим-на? — из будки вышел второй, тоже с бородой и ещё более смуглый. Когда они так загореть успели, лета ведь не было совсем, не к месту подумал Фрэн. Мужик обмахивался клетчатым веером из игральных карт.

— Чего разорались-на, сказано же: не можем. У нас моторки не заправлены. Бензина нет. Жалуйтесь-на в исполком.

На здоровенном его плече, издевательски изгибаясь, синели четыре буквы: «Лёля».

Фрэн ещё что-то объяснял, убеждал, умолял, а Галка уже всё поняла.

— Чтоб вы сдохли! — крикнула она и побежала обратно. Фрэн — за ней.

На берегу откуда-то набралось много людей, но Лёньки среди них не было. Лёньки не было нигде. Солнце заваливалось за сопку с телевышкой. Кто-то сказал: надо родителей поставить в известность, кто поедет-то? Сквозь камнепад в голове Фрэн услышал свой голос: я. Его посадили в милицейский газик и спросили адрес.

Было страшно, было очень, очень страшно. Сейчас он увидит глаза тёти Фаи, она как раз готовит ужин, у неё биточки всегда пальчики оближешь. И глаза дяди Юры, он только что пришёл с работы и включил телевизор — скоро «Что? Где? Когда?» И глаза мелкой Алёнки, она оборачивает учебники и подписывает тетрадки — послезавтра ей в пятый класс.

И не будет у них ни биточков, ни знатоков, ни первого сентября, а всё из-за него, Фрэна. Они знают его столько лет, они любят его, они ему доверяют — и вот…