Сначала я не узнал мелодии, он играл ее слишком бойко и быстро, так, наверное, сыграл бы эту песню Шнуров – с бесконечными проходами и мажорными, приблюзованными вставками – это была советская эстрадная про «Есть только миг», но весело, отчаянно исполненная. На людей музыкант смотрел безучастно и холодно, сосредоточено, молча выводя трели. Краем глаза я заметил старушку, которая быстро кивала в такт, но сразу сбилась – и продолжала кивать после того, как он умолк, видимо, больная нервами. Пацан заиграл «Катюшу», и в голове сразу начал всплывать текст, ее он сделал агрессивной, мощной, но невероятно бесшабашной – Катюша выходила на берег будто не в военное время, а играя в «Казаки-разбойники», и неведомый молодой сокол ее где-то далеко был рад своей первой битве, как удивленно радуется младенец первому в жизни увиденному снегу.
Песня кончилась, никто не начал аплодировать. Я сунул парню сотню, денег дали еще трое – все сильно «за пятьдесят». У окна, прямо перед ним сидели две первокурсницы, ахавшие и восхищавшиеся чем-то в своих смартфонах. Все время, пока он находился в автобусе – они, притихшие, смотрели в окно, в пакет с мелочью ему ничего не положили. Уже когда он вышел, одна из них быстро протерла окно и посмотрела ему вслед с невероятной, почти материнской нежностью, никогда я не видел таких глаз у молодых девочек; толкнув подругу в бок, пробормотала: «Холодно ему, наверное?». Та буркнула что-то неразборчиво и продолжила ставить лайки. Окно быстро запотело, и в этом тумане скрылась его маленькая фигура. Начинало темнеть.