Тополь стремительный (сборник)

Сысоев считает, что мне просто повезло. "Так не делают открытия", твердит он. — "Попирая порядок, ринуться очертя голову и сразу наткнуться!" — Сам он никогда не нарушит установленный им же порядок и, конечно, открытий не сделает. До самой смерти будет публиковать коротенькие сообщения, почти заметки, написанные безукоризненным языком.

Ходоров возглавляет сейчас отдельное конструкторское бюро. Программа у него обширная. В этом году будет создано десять машин, в будущем пятьдесят. Предстоит осуществить все, что описывалось в докладе и много нового, непредвиденного, ибо заказы приходят из разных отраслей, в том числе и таких, о которых Ходоров и понятия не имел. Алеша жалуется, что у него мало умелых людей, любящих и знающих дело. Он даже просил обратиться к читателям журнала — нет ли среди них желающих посвятить свою жизнь созданию сложных самостоятельных машин.

А что будет сделано в дальнейшем, зависит от них, от вас — читатели.

Троя

— Папа, а можно мне гулять там, где лодки?

(Из вопросов новичка в этом мире)

1. БУКВА Т

Эх, как мы рванули со старта. Сразу распороли эту шишкинскую картину: отражение хмурых елок на полированной сонной воде. Восемь бегунов, восемь треугольных волн на темно-зеленом ельнике. Волны тихонько зашлепали под судейским настилом. Впрочем, я этого шепота не слышал, я сам рванул, сам резал воду, гнал треугольную волну.

Конечно, можно было и не рвать вначале. Мы шли на десять километров. Это не короткая дистанция, где все решают десятые доли секунды: чуть засиделся на старте, и пропал забег. Но все равно, столько мы готовились, столько ждали, столько надежд возлагали. Ждали и ждали, а судьи все копались, шелестели своими протоколами, рассаживались. У нас нервы были натянуты, как струны на колке, как тетива хорошего лука. И вот флажок взмахнул, спущена тетива, летят восемь стрел.

Как обычно, сразу все сбились влево: к внутренней кромке маршрута, самой короткой. Секундная толкотня, разобрались, вытянулись в цепочку. Повела зеленая майка — парень из Челябинска. Бесперспективный малый, коротконогий и с коротким дыханием. Но я замечал не раз: со старта чаще всего ведут бесперспективные. Знают же, что лидеру труднее, он на других работает: и воду трамбует, и воздух режет. Знают, но… вырываются. Должно быть, подсознательное желание: хочется, хоть вначале, возглавить, пройтись во главе, быть калифом на минуту.

Ну а где мой сюиссянский мастер? Не встроился в цепочку, идет в сторонке, сам по себе. Никто ему не трамбует воду, но никто и не диктует свой темп. Возьму-ка и я за ним. Так легче наблюдать. Сказал же мне тренер в последнюю минуту: «Не упускай его из виду, присматривайся, может, что и позаимствуешь». И я сам для себя решил: «Буду сидеть у него на спине. Даже если стряхнет, все равно не отпущу веревочку. А не стряхнет, рвану на последней, а там чем черт не шутит. Посмотрим еще, кого пригласят на вальс».

Написал этот абзац и задумался. Надо ли считать читателя безнадежно бестолковым, переводить каждый термин нашего гидрожаргона? Надо ли объяснять, что спортсмены друг у друга не сидят на закорках? «Сидеть на спине» значит не отставать, держаться вплотную. «Стряхнуть» — оторваться от соперника, уйти далеко вперед. «Вальс» — это круг почета победителя. А буксирная веревочка у нас невидимая, моральная. Если бежишь со слабым партнером, невольно сам расслабляешься, победа легкая, а время посредственное. Сильный же тебя мобилизует, стыдно отставать, тут уж все силы выкладываешь, выворачиваешься наизнанку.

«Наизнанку» тоже в кавычках.

Сегодня мне повезло. Меня тянет за веревочку сильнейший из сильнейших, сюиссянский мастер, выступающий вне конкурса. Вообще, гидробег — это сюиссянский спорт. Точнее, для нас это спорт, а для них жизнь, поскольку на Сюиссе вообще нет суши. И мы на Земле ничего не знали о гидробеге, пока наши космонавты не спустились на Сюисс. Я читал их отчеты, помню потрясение первой встречи. Вот они сели на воду, вот улеглись волны, корабль покачивается в бурой тине, качает плавучие камыши. И вдруг из камышей выкатывается рогатая зверюга — полулось-полукорова. Целая туша, а катит как жук-плавунец. А затем является целая процессия, этакое ревю на льду: яркие мундиры, ружья наперевес. Скользят на правой, скользят на левой, по три в ряд, по шесть в ряд, перестройка, ряды сдвой. И все это в танцевальной манере, плавно и точно.

— Должно быть, вода здесь такая, людей держит, — сказал штурман корабля и отважно шагнул на тину. За шланг его вытаскивали, разом ушел с головкой.