Тополь стремительный (сборник)

— Да, да, он в самом деле растет, выползая из-под земли, — тараторила Зоя. — Под землей образуется корневище в полную толщину, и в нем уже заранее формируются все узлы стебля. Это как бы готовый стебель, сложенный гармошкой. Весной, когда начинается рост, в бамбуковом стебле растет сразу полсотни междоузлий. Стебель поднимается неудержимо, как на дрожжах. Я сама отсчитывала: у нас бывали дни, когда побег вытягивался на девяносто сантиметров. И какая энергия! Бамбуковый росток разворачивает камни, пробивает насквозь бетонную площадку. Я думаю, нигде на свете не бывает такого роста!

— Но ведь это всем давным-давно известно, Зоечка.

Еще в древнем Китае существовала такая казнь: преступника клали на бамбук, и за день стебель прорастал сквозь человека.

— Ах, не говорите, все равно это замечательно! И потом, вы не знаете, что придумал Иннокентий Николаевич. Стебель растет месяца полтора, подымается метров на двадцать, на высоту шестиэтажного дома, и… стоп. Рост заканчивается, на следующий год стебель только ветвится. Иннокентий Николаевич задумался: почему бамбук живет десятки лет, а растет шесть недель? Может быть, рост регулируется светом и прекращается, когда лето идет на склон и ночи становятся длиннее? А в дальнейшем междоузлия пропитываются кремнеземом, становятся жесткими и уже неспособны вытягиваться. Но что, если сделать ночи короткими? И вот Иннокентий Николаевич придумал такой метод — мы называем его методом "стоящего лета". Когда бамбук замедляет рост, ему дают удобрение калий, фосфор и сок молодых стеблей, и тут же — кварцевые прожекторы, чтобы совсем не было ночи. И, вы понимаете, стебель опять начинает расти, и растет до поздней осени.

— И не колосится и не цветет? — переспросил Кондратенков.

— Но ведь это же хорошо, что бамбук не цветет. Вы разве не знаете, что бамбук зацветает раз в двадцать лет и после этого гибнет? Все биологи только и думают, как бы уберечь бамбук от цветения.

— Ну, а все другие растения, которые должны цвести?

Иван Тарасович с волнением ожидал ответа на этот вопрос. Ведь это было самое главное, из-за чего он приехал. Можно ли бамбуковую методику перенести на наши русские деревья — на деревья умеренной полосы?

Но лаборантка ничуть не смутилась.

— Иннокентий Николаевич уже думал об этом! — воскликнула она. — Сейчас мы переходим на эвкалипты, а потом — на все остальные. Самое главное уже сделано, остались некоторые подробности. А там мы будем управлять ростом, точно так же как вожатый управляет трамваем. Включили ток — дерево растет быстрее, выключили — рост прекратился… Да ведь это полная власть над природой! Иван Тарасович, идите работать к нам, у нас здесь такие возможности, такие чудеса… дух захватывает!

— Зоя Павловна!

Иван Тарасович вздрогнул. Он сразу узнал этот строгий старческий голос.

— Сколько раз я вам говорил, Зоя Павловна: не вводите в заблуждение приезжих. Власть над природой! Управление ростом! Вы же сами знаете, как далеко…

Старик не договорил фразы, остановился, пораженный, и смолк. Кондратенков тоже молчал. Как-то не находилось достаточно значительных слов для такого момента.

— Ну, вы поговорите, поговорите… — прошептала лаборантка и, отойдя на цыпочках, за спиной Рогова показала Ивану Тарасовичу рукопожатие. Ей очень хотелось, чтобы старик-профессор помирился со своим взбунтовавшимся учеником.

— Ну-с, с чем приехали? — строго спросил Рогов и оглянулся в поисках скамейки. Чувствовалось, что он был потрясен неожиданной встречей.

— Учиться приехал, — очень мягко ответил Кондратенков.

Рогов довольно улыбнулся:

— Ага, значит и мы, старики, годны на что-нибудь! Учитесь, смотрите — нам есть что показать. Впрочем, наверное Зоя Павловна насказала вам вчетверо.

— А вы сами считаете, что до успеха далеко?

— Голубчик, — сказал старик задушевно, — конечно, далеко! Ведь это же природа — здесь все связано. Бьешься годами, чтобы найти ответ, а в этом ответе два новых вопроса. А я один, и годы мои на исходе. Одна здешняя лаборатория — это целый институт: электронный микроскоп, рентгеновский кабинет, кабинет анализа, почвенный отдел… Мы работаем с мечеными атомами, хотим узнать, как движутся соки в живом растении. Еще у меня есть мысль: хочу сочетать рентген, фото и микроскоп, чтобы исследовать не мертвые срезы, а живую ткань. Но ведь времени нехватает, голубчик… А ты, — добавил старик с неожиданной теплотой, — не взялся бы за мои опытные дачи? Я в лаборатории, а ты на участках. Мы с тобой все леса перевернем, не одни эвкалипты…

Кондратенков долго подыскивал слова, прежде чем ответить:

— Почему вы думаете, что эвкалипт — подходящий объект? Я знаю, вы скажете: эвкалипт растет быстрее всех деревьев. Но между ним и бамбуком все-таки такое различие! Не легче ли предположить, что эвкалипт потребует совсем иного подхода? Мне кажется, лучше переходить к более близким растениям каким-нибудь многолетним злакам, вроде сорго, например.

Только для своего учителя Кондратенков выбирал такие вежливые обороты. Всякому другому он бы сказал просто: