Тополята

– Врет она!! – хором завыли Артур, Костян и Шкарик, и хор этот был трусливым и ненатуральным.

Что оставалось делать Инне Игоревне? Только спросить:

– Откуда это тебе известно?

– От брата, от Андрюшки, который в четвертом «А». Эти трое, они такие тупые, что даже не стали молчать. Потерпели несколько дней, а потом начали хвастать, как засадили «интернатского». Только не в школе болтали, а на дворе. Андрюшка и услышал. А они с Переметовым друзья, он вчера вечером все мне и рассказал, говорит «надо помочь»…

– Да врет он!! – снова взвыли трое. И так фальшиво, что каждому стало ясно, кто врет на самом деле.

Да, не очень жаловала Переметова Инна Игоревна. Однако сейчас, видимо, представила, что испытал в эти дни ее ученик, и содрогнулась.

– Ты можешь пригласить сюда брата?

– Да, он в школе!

Андрюшка Гаврин появился через минуту. Стоя у доски, он внятно и безбоязненно поведал, как дымившие сигаретой в беседке «вот этот Артурян и его дружки» вчера вечером хихикали над интернатским Кабулом, которого ловко сплавили в ментовку. Андрюшка никак не обругал их, чтобы не спугнуть, помчался домой, дождался сестру из художественной школы и все рассказал…

– Спасибо, Андрюша, – со старательной ласковостью произнесла Инна Игоревна. – Пока иди. Возможно, мы позовем тебя еще…

– А его отпустят?

– Будем разбираться…

Трое недругов Кабула уже не голосили, сидели съеженно. Инна Игоревна вынула мобильник.

– Могу я поговорить с уполномоченным по правам детей? Извините, забыла фамилию… Да-да, господин Спарин, извините еще раз. Я учительница сорок шестой школы, и у меня в классе ЧП. Думаю, что необходимо оперативное вмешательство, речь идет о судьбе одного мальчика… Прямо сейчас? Очень хорошо… Нина, предупреди брата, что он через полчаса понадобится снова…

Полчаса прошли в обычном разговоре: об итогах года, о книгах, которые следует прочитать летом… Лишь изредка слышались бубнящие безнадежные слова Артура, Шкарика и Костяна: «Ну, че… Врут они все. Мы пошутили, а они…» Затем появился похожий на колючую нахохлившуюся птицу мужчина в маленьких блестящих очках. И снова позвали Андрюшку. И он слово в слово повторил свой рассказ. И спросил опять:

– А Владика отпустят?

– Думаю, что да, – сказал похожий на птицу дядька. И класс, который никогда не любил Переметова, на этот раз отозвался обрадованным шепотом.

Омбудсмен Спарин достал из плоского портфеля три чистых листа.

– Инна Игоревна, потрудись дать каждому из «героев происшествия» бумагу. Пусть они подробно и правдиво изложат события. От степени правдивости зависит их дальнейшая судьба… Вы это поняли, голубчики?

– А что нам будет? – хныкнул Шкарик.

– Благодарность в личном деле… Пишите, вам сказано! – не выдержала Инна Игоревна…

…Кабул, конечно, не знал подробно, как шла дальнейшая «раскрутка». Чтобы изменить судебное решение, могли понадобиться долгие дни, а то и месяцы, но здесь Кабулу повезло. У судьи, которая отправила его под арест, было «рыльце в пуху». То есть на ней уже висели обвинения в других скороспелых и неправедных решениях. Игорь Игнатьевич деликатно напомнил ей об этом, и она быстро выписала бумагу об освобождении. Не хватало еще из-за какого-то сопливого шестиклассника лишиться полномочий и загреметь из состава славного судейского корпуса Империи…

Спарин ей сказал:

– Вы даже не сочли нужным навести справки у охранника «Тропиканы», который вовсе не утверждает, что стекло разбил Переметов…

– Это обязанность полиции. Я действовала на основе их протокола…

– Насквозь нелепого и фальшивого… Адресованное мне письмо мальчика полностью опровергает протокол… Советую вам направить в полицию отношение суда, чтобы там сняли стружку с этих деятелей…

– Игорь Игнатьевич, – вкрадчиво сказала судья. – Согласитесь, что я пошла вам навстречу и приняла решение максимально быстро. Однако должна заметить, что выступать с советами в адрес суда запрещено. И вообще… вы ведете себя неосторожно. Как и ваш предшественник…

– Да, Борису Глебовичу Красикову тоже говорили, что он неосторожен. Однако он отвечал словами Корчака… Кстати, слышали о польском писателе Януше Корчаке?

– Кажется, он один из тех, кто недавно разбился в самолете польского президента?

– Нет, он погиб гораздо раньше, во время войны с фашистами. Он был заведующим детским домом еврейских сирот, и немцы повезли этих ребятишек в лагерь. Точнее, в крематорий. А Корчаку разрешили остаться – слишком уж известная была личность. Однако он не бросил детей, а немцу сказал: «Господин офицер, не надо думать, что все люди мерзавцы»… Эти же слова говорил своим «доброжелателям» Красиков…

– Судя по всему, вы избрали тот же путь?

– А какой путь избрали вы?

Судья промолчала. Затем сказала вкрадчиво:

– Кстати, я слышала, что на вас жалуются региональные органы опеки. Казалось бы, у вас и у них одна задача: защищать права детей, а вы постоянно вставляете этим сотрудникам палки в колеса.

– Ну, не постоянно, а изредка, – усмехнулся Спарин. – Видимо, потому, что защиту и права я и эти дамы иногда понимаем по-разному… Позвольте откланяться.