Понимая, что добиваться правды таким образом можно и до утра, Перец шагнул в ванную, схватил Самородову за волосы и окунул в воду. Через мгновение он был уже с ног до плеч в водных брызгах, но цветочницу не отпускал. Когда ее барахтанья в ванне стали принимать конвульсивный характер, он рывком выдернул ее из воды. Не давая продышаться, заорал что было сил:
– Ну!! Говори, сука, что ты там удумала?!! И с кем удумала!!
– Прокурор транспортный приходил… Пащенко…
– Ты что, дура, издеваешься? – взбесился Перченков. – Ты вообще представляешь, идиотка, что такое прокурор и чем он занимается?! Ты хочешь втюхать мне мульку, что он заставил тебя трахаться со мной?!
– Да!! – взревела от унижения и отвращения к самой себе Самородова. – Да!! Дело у них какое-то потерялось! И они думают, что ты его спер!!! Понял, сексопат, или нет?!
– Вот оно что… Вот оно как… – Витя присел на край ванны и расхохотался так, что она снова дернулась в угол. – Вот, значит, что ты в пакете искала! У тебя, мама, мыши в голове норку роют. Ты хорошо представляешь себе чувака, который ходит по городу и носит в пакете с запасными носками уголовное дело? Ладно, где эти сутенеры?
Галка призналась, что «рядом», но где это «рядом» находится, она пояснить не смогла даже после пяти погружений под воду. Когда у обоих закончились силы, Перец вышел из ванной, быстро оделся и забрал пакет. «За пропавшее уголовное дело они меня живым отсюда не выпустят», – решил он. Перченкову, всю свою сознательную жизнь проведшему в столкновениях с ныне действующим законодательством, было очень хорошо известно, на что пойдут преследующие его люди. Погоню он чувствовал и раньше. Каждый час, каждую минуту он ощущал на своем затылке тяжелое дыхание преследователей. Однако так близко они не приближались еще никогда. Осторожно распахнув дверцу, он выбрался на балкон. Выступ с ограждением находился на тыльной стороне дома, а это означало, что внизу его не ждут. Сама обстановка, которая, по мнению людей, подложивших под него Самородову, должна царить в квартире, никак не должна привести к тому, что один из партнеров после трех часов бурного секса будет уходить от любимой по стене дома.
Перец, словно альпинист, метр за метром спускался вниз, проклиная «мусоров». Мусорами он называл всех, кто хотел его поймать и водворить в места лишения свободы. На балконе второго этажа он немного задержался. В светящемся окне он разглядел внутри комнаты приблизительно ту же картину, которая была полчаса назад в квартире Самородовой. Различие было лишь в том, что женщина не жевала жвачку и не смотрела мультики, а извивалась всем телом, как гюрза, попавшая под рогатину змеелова.
– Все, как у людей… – вздохнув, позавидовал Перченков. – Еще один жизненный урок – если баба не орет и не вьется, значит, прокурорская.
Перемахнув через ограждение, он спрыгнул в уже начавший тяжелеть и оседать мартовский сугроб…
– Как это – в окно? – спрашивал Пащенко, опершись на косяк ванной. – Он что, Тарзан?
Самородова напоминала русалку, только что выловленную рыболовецким траулером, – мокрая, со спутанными волосами, завернутая в простынь так, что ног не было видно. Повернувшись к прокурору, она спокойно сказала:
– Может, и Тарзан. Вылакал весь мой абсент, три часа визжал надо мной и хрюкал, а потом смотался по балконам. Вот вы и решайте, кто он.
– М-да… – Вадим отошел от двери и пропустил Самородову. – Но о деле-то он что-нибудь говорил?
– Говорил, – подтвердила Галка. – Мол, он не дурак, чтобы с ним по городу мотаться. Честно говоря, я тоже так думаю. Странно, что вы на что-то надеялись.
Струге и Пащенко появились в квартире Самородовой через десять минут после того, как ее покинул Перченков. Глупо было предпринимать какие-то меры, но Вадим на всякий случай позвонил Пермякову, дежурившему у подъезда, и попросил проинспектировать тыльную часть здания.
Следователь свистнул снизу. Антон и Вадим вышли на балкон.
– Тут следы посреди сугроба! – крикнул он. – Уходят в сторону частного сектора.
Вызвав к хранительнице краденого бригаду дежурной смены из местного отделения милиции, Струге с прокурором покинули ее жилище. Однако отъехали они лишь тогда, когда увидели приближающийся к дому серый, с синей полосой, «уазик».
– Все равно материал отлетит мне, – заключил Пащенко, подъезжая к дому Антона. – Уже утром позвонят по ориентировке. Там же имущество по делу моего следака. Ты молодец, что очки заметил. Я на них даже внимания не обратил. Так хоть знать буду, что завтра ожидать.
– Ты не заметил, потому что Самородовой занимался, – устало улыбнулся Антон. – Если бы ею занимался я, то вряд ли додумался бы о таком…
– …бесполезном плане, – закончил прокурор. – Теперь Перец знает, что мы близко. Как бы он не поспешил с делом… Из дома позвоню в отдел – попрошу выставить около «десятки» пост. Пусть участковый поскучает. Перец, конечно, к машине не подойдет, однако было бы грустно завтра узнать, что он вернулся и уехал на машине.