Топор с посеребренной рукоятью

Нервная система молодого человека была совсем расшатана, он нуждался, по словам врачей, в покое и перемене обстановки. И вот, повинуясь этому предписанию, он предпринял небольшое путешествие в Ирландию. Таким-то образом Джон Уорлингтон Доддс очутился 15-го июня 1870 года в городе Дансло. Было утро. Он сидел и завтракал в засиженной мухами столовой Георгиевской гостиницы, помещавшейся на рыночной площади города.

Эта столовая была какая-то унылая и скучная и в обыкновенное время пустовала. Только сегодня по особенному совсем случаю в ней было много народа. Было оживленно и шумно, и Доддсу казалось, что он находится в Лондоне, а не в захолустном ирландском городке.

Все столики были заняты, воздух был насыщен жирным запахом поджаренной ветчины и рыбы. Люди в высоких сапогах то входили, то выходили из залы, звенели шпоры, в углах стояли охотничьи бичи. Все напоминало о лошадях, да и разговоры-то велись только на эту тему, слышались слова: однолетки, наколенный грибок, тугоуздый и тому подобные малопонятные Доддсу термины — впрочем, и его биржевой жаргон был бы для честной компании лошадников ничуть не более вразумителен.

Доддс подозвал слугу и спросил его, что значит все это оживление. Слуга-ирландец даже остолбенел от изумления, услышав такой вопрос. Неужели же есть на свете люди, не знающие таких важных событий, как конная ярмарка в Дансло?

—То, ваша честь, есть лошадная ярманка в Дансло, — ответил он на ломаном английском языке, — самая великая ярманка во всей Ирландии. Длится целую неделю, и на нее съезживаются со всех сторон — с Англии, с Шотландии, из отовсюду. Да вы гляньте в окно, ваша честь, и вы увидите лошадок. Они стоят на площади и по ночам ржут. Громко ржут, не дадут вашей чести и минуты соснуть.

И Доддс, действительно, вспомнил, что всю ночь его сон нарушался какими-то странными звуками, шедшими снизу, с площади. Следуя приглашению слуги, он посмотрел в окно и понял причину этого переполоха. Вся площадь кишела лошадьми разных мастей: серыми в яблоках, гнедыми, вороными, бурыми, пегими, булаными, караковыми. Тут были молодые и старые, красивые и некрасивые, породистые и рабочие лошади. Откуда взялось такое множество лошадей в таком маленьком городке?

Он спросил об этом слугу, и тот ответил:

—Никак нет, ваша честь, эти лошади не все здешние, но Дансло находится в самой середине округа, около нас пропасть конских заводов — ну, значится, лошадок и ведут сюда на продажу.

В руках у слуги была телеграмма, и он показал Доддсу на адрес.

—Никогда не слыхал такой фамилии, сэр. Может, вы знаете, кому адресована эта телеграмма?

Доддс взглянул на конверт: телеграмма была на имя какого-то Штрелленгауза.

Произнеся это имя вслух, Доддс ответил:

—Не знаю такого. Я не слыхал этой фамилии, она иностранная. Может быть...

Но в эту минуту сидевший за соседним столом маленький круглолицый и краснощекий господин наклонился к Доддсу и спросил:

Вы, кажется, назвали иностранную фамилию, сэр?

Да, Штрелленгауз.

Это я — Штрелленгауз, Юлиус Штрелленгауз из Ливерпуля. Я ждал эту телеграмму. Благодарю вас.

Доддс вовсе не желал подглядывать за Штрелленгаузом, но тот сидел так близко, что он наблюдал за ним помимо воли. Штрелленгауз разорвал красный конверт и вытащил из него очень большую бумагу светло-розового цвета. Телеграмма была длинная. Штрелленгауз аккуратно развернул листок и положил его перед собой, причем сделал это так, что телеграмму не мог видеть никто, кроме него самого, затем вынул записную книжку и начал делать в ней какие-то отметки, заглядывая то в книжку, то в телеграмму. Отметки он делал короткие, записывая каждый раз, очевидно, по одной букве или цифре. Доддс был заинтересован. Он понял, что делает этот человек: он, вне всякого сомнения, расшифровывал депешу.

Доддсу и самому не раз приходилось это проделывать, и он с любопытством наблюдал за соседом.

Вдруг маленький человек побледнел. Он, очевидно, понял значение депеши, и это его страшно взволновало. Бывали такие случаи и с Доддсом, и потому он пожалел Штрелленгауза от всей души. Иностранец встал из-за стола и, не притрагиваясь к еде, вышел из залы.

—Думаю, сэр, этот господин получил дурные вести, — прокомментировал это событие общительный слуга-ирландец.

—Похоже на то, — ответил Доддс, но в эту минуту его внимание оказалось отвлечено в другую сторону.

В залу вошел посыльный, в его руках была телеграмма.

Кто здесь господин Манкюн? — спросил посыльный у слуги.

Вот так имечко! — воскликнул ирландец. — Как? Как вы сказали?

Господин Манкюн, — повторил посыльный, глядя вокруг. — А, вот он!.. — И он подал телеграмму господину, который, сидя за угловым столиком, читал газету.