Топот бронзового коня

    Раб Евгений был дегенерат, но усердный - помогал грузить корзины на кухне, резал кур и свиней и умел разделывать туши; мог произнести всего лишь несколько слов, изъясняясь в основном отдельными звуками, но прекрасно понимал, что ему толкуют; пару раз был застигнут, покрывающим коз, но к суду за скотоложство привлекать его не подумали, видимо, считая, что и сам он больше похож на зверя, чем на человека разумного. Антонина решила, что такая парочка - Улиарис с Евгением - лучше всех подходит для осуществления её мести.

    Поначалу она сама составила сонное зелье, подмешала в воду и дала напиться четверым своим жертвам - Македонии, няньке Агриппине и рабам Ираклию и Ставракию - всем, кто выдал её супругу. Те заснули быстро, Нино их связала и оставила лежать взаперти в тёмной комнате до вечера. Полночью Евгений и Улиарис, под командованием хозяйки, вынесли тела и свалили в подвале на кучу соломы. Те проснулись, зашевелились, начали стонать, удивляться, а поняв, в чём дело, принялись молить о пощаде. Но жена Велисария только рассмеялась:

    - Вы меня щадили, проявляли великодушие? Почему же я должна с вами поступать милосердно?

    Македония прошептала:

    - Так христиане не поступают с христианами.

    - А христиане предают христиан? - не замедлила найтись бывшая плясунья. - Участь ваша будет незавидна.

    - Погоди, - попросила та, - и послушай ещё мгновение. Предположим, ты теперь нас убьёшь. Как потом объяснишь вернувшемуся хозяину неожиданное отсутствие четверых его слуг? Он ведь спросит, обязательно спросит, обо мне уж - наверняка.

    - Ой, подумаешь - важная персона! Муж и не заметит.

    - Уверяю тебя, заметит. Я всегда прохожу с Янкой по двору, а её родитель машет нам рукой, стоя на балконе. Что решит, как увидит рядом с дочерью новую служанку?

    - Заболела, умерла - мало ли причин?

    - Вдруг, внезапно, вместе с ещё тремя? Слишком подозрительно.

    Антонина вспылила:

    - Хватит! Надоело! Что-нибудь придумаю. У тебя не выйдет меня разжалобить или убедить вас помиловать. Нет пути назад. Ты решила со мной бороться - так умей же проигрывать. Я тебя победила. Мой триумф сегодня.

    Македония сумрачно ответила:

    - Да, сегодня - пожалуй. Но Господь всё видит. И воздаст за нас. Справедливость восторжествует.

    - Пусть. Но ты её уже не увидишь.

    По приказу хозяйки Улиарис своим крючком вырвал у четверых язык - в знак того, что они распустили его перед Велисарием. Понукаемые Нино, оба палача надругались над жертвами - пьяница над женщинами, а дебил над мужчинами. И затем тупо задушили. Топором Евгений расчленил трупы, побросал в мешки и с напарником на подводе вывез из дворца. Вскоре оба оказались со страшным грузом в Порто Пикколо и мешки выкинули в море, стоя на причале Санта-Лючия. Здесь же, по наущению госпожи, Улиарис столкнул в воду и Евгения (не умея плавать, тот немедленно захлебнулся и утонул). А когда счастливый матрос возвратился в дом и потребовал обещанную награду, Нино предложила сначала выпить за осуществление планов; после первой же рюмки пьяница упал как подкошенный и отправился вслед за всеми сегодняшними покойниками. Женщина предупредительно выплеснула на клумбу отравленное вино, вымыла кувшин, сполоснула руки и отправилась в собственные покои с чувством выполненного долга.

    Безусловно, исчезнувших слуг в то же утро хватились. Первой начала искать Иоаннина: «Где моя Македония? Я хочу видеть Македонию!» К Антонине примчался домоправитель, начал говорить об исчезнувших пятерых - в том числе Евгении - и о трупе Улиариса во дворе. Госпожа зевнула:

    - Этот негодяй их убил, и пришлось его как следует наказать… Тело увезите и бросьте в море. И скажи всей челяди, чтобы не трепались. А не то болтуны могут разделить долю всех погибших нынешней ночью. С дочкой я сама потолкую.

    Поклонившись, тот немедленно вышел.

    Нино обнаружила Янку сидящей на горшке. Строго объяснила, глядя на малышку:

    - За тобой теперь ходить будут Харитина и Евдокия. Такова моя воля.

    Девочка захныкала:

    - Не хочу Харитину, у неё пахнет изо рта. Евдокия - глупая. Я хочу мою Македонию! Прикажи, чтоб её вернули.

    Мать сказала резко:

    - Это невозможно. Македонии больше нет.

    - Ты её прогнала и услала обратно в Константинополь?

    На секунду запнувшись, та не стала всё-таки подслащивать пилюлю:

    - Нет, она умерла.

    У ребёнка округлились глаза - голубые, огромные, в точности отцовские:

    - Умерла?! Македония моя умерла?! Я тебе не верю.

    - Веришь, не веришь - не имеет значения. Нехорошие люди её убили, а потом сами поплатились. Царствие ей небесное, страстотерпице нашей!

    Иоаннина, дрожа всем телом, встала на ноги и стояла перед ней с задранной туникой, открывающей все её прелести. Прошептала звонко:

    - «Нехорошие люди» - это ты?

    Вспыхнув, мать воскликнула:

    - Что ли, обезумела? Маленькая дрянь! Как ты смеешь подозревать меня? И прикройся быстро - нечего блистать телесами.

    Дочку передёрнуло, и она, поправив тунику, наклонившись, цапнула горшок и молниеносно, со всего размаха, выплеснула его содержимое Антонине в лицо. Женщина стояла в недоумении, и по ней стекала моча с какашками.