Топот шахматных лошадок

— Мр-р, — отзывалась Луиза, что означало: «Я тебя тоже…»

Она в самом деле любила профессора. Случалось, что часами неподвижно сидела на кафедре, когда он читал лекции. К этому все привыкли. Изредка Луиза рожала разноцветных котят. Вскоре их, подросших, нарасхват разбирали восторженные студентки и сотрудницы института. Иметь «котеночка от Луизы» считалось признаком престижа и хорошей приметой.

…Улегшись под мышкой у «папы», Луиза начинала уютно мурлыкать и погружалась в полудрему. А Валерий Эдуардович пел песенку. Он провалился бы сквозь пол от великого смущения, если бы ее услышал кто-то другой, кроме его любимицы. Слова и мелодия были похожи на простенькую новогоднюю песенку давнего профессорского детства:

Маленькой кысаньке
Холодно зимой,
С улицы кысаньку
Взяли мы домой.
Бантик повесили,
Дали молока.
С ласковой песенкой
Гладим ей бока…

Насчет бантика профессор приплел просто так, ради стихотворного размера. На самом деле никакого бантика Луиза не носила, ей и без него хватало изящества.

Нехитрое песнопение, а также мурлыканье Луизы постепенно освобождали профессора от уныния. Он философски говорил себе, что всех тайн мироздания все равно не познать, освобождал из-под кошки руку, надевал очки и шел на кухню готовить ужин: картофельное пюре с поджаренными кусочками сосисок. Это было любимое блюдо Луизы.

Готовить всегда приходилось самому. Георгина Мефодьевна была, по словам профессора, «чудная женщина, но как хозяйка — абсолютный нуль». И немудрено! Мадам Рекордарская заведовала кафедрой внеорбитальной лингвистики, где разрабатывались лексиконы для общения с пришельцами с иных звезд.

Считается, что контактов с такими пришельцами еще не было, но это лишь потому, что власти всех государств ужасно любят засекречивать подобные факты. На самом деле контакты бывали, и даже неоднократные, с культурным обменом. Сотрудница кафедры Настенька Кандаурова, например, перевела в прошлом году поэму одного стихотворца с пятой планеты звезды Юриктумба Аш-пять. Автора звали Иохохоинса Ки, а поэма называлась «О ты, о ты, о ты-ы… Опять дрожат кусты». В оригинале она звучала как визг бензиновой пилы, а в переводе вполне приемлемо:

Ты стекаешь с кустов,
Словно краски моей акварели.
Голос твой — будто зов
Крокодильей нежнейшей свирели…

Дело в том, что влюбленные на той планете часто растекаются цветными лужицами, а крокодилы там — добродушные разумные существа и несут пастушью службу… К сожалению, опубликовать поэму нельзя, пока не снят гриф секретности.

Но это так, к слову…

А профессор готовил ужин. Поджарив сосиски и пюре, он шел будить Луизу, но у дивана останавливался в нерешительности: очень уж сладко спала его любимица. Кончик хвоста у нее тихо подрагивал. Валерий Эдуардович понимал, что подрагивание это неспроста: очевидно, если не вся Луизина душа, то какая-то часть души (иди сознания, или чего-то там еще) сейчас бродит в иных пространствах. Там свои миры, свои законы, своя жизнь, причем в этой жизни Луиза чувствует себя как дома. О том, что Луиза умеет проникать в многомерные области, профессор догадывался уже давно (подсказывала интуиция). А недавно убедился воочию.

Это случилось в конце мая. Профессор у себя в институтской квартире отдыхал после трудного семинара «Определение радиуса искривленных пространств». Он было задремал в кресле, когда вдруг тренькнул звонок. Наверняка бестолковые первокурсницы пришли за дополнительной консультацией.

— Войдите, — обреченно сказал профессор (дверь не запиралась).

Оказалось — не первокурсницы. Явился ребенок-картинка. С удивительно ясными глазами, в отглаженном костюмчике и лаковых туфельках. Этакий солист из младшей группы академической капеллы мальчиков. (Уже задним числом профессор сообразил, что «дворовая» ребятня специально отправила к нему такого вот «самого воспитанного», поскольку дело было серьезное.)

— Здравствуйте, господин профессор. Меня зовут Славик. Извините за беспокойство. Вы позволите потревожить вас небольшой просьбой?

Профессор, который вырастил и женил двух дочерей, но пока не дождался внуков, относился к ребятишкам доброжелательно (и завидовал людям, у которых ребятишки есть). Он спрятал ноги под плед (потому что сидел в носках и на правом носке была дырка) и добродушно ответствовал:

— Излагайте вашу просьбу, молодой человек.

— Не могли бы вы разрешить вашей кысе немножко погулять с нами? Дело в том, что Пома опять влетел в абсолютный шар, и достать его может лишь Луиза…

Профессор вздернул на лоб очки. Он понял только одно — речь идет о памятнике Пространственному Абсолюту.