Топот шахматных лошадок

Он заулыбался и ответил тоном пройдохи-сантехника:

— «Спасибо» — это чересчур, а вот…

— Чего? — с готовностью вскинулся я.

— Можно я возьму из холодильника помидор? Самый большой? Я их страсть как люблю…

— Ну что ты спрашиваешь! Ешь хоть все!

— Нет, я один. Он во какой!.. Хорошо, что футболка красная, не страшно закапать. — Вовка ускакал на кухню.

— Вымыть не забудь! — крикнул я вслед.

— Ты совсем как тетя Лидия! — радостно отозвался он. — Звони давай Семейкину, не тяни!

— А ты откуда знаешь про Семейкина?

— Здрасте! Я здесь зачем, по-твоему?

Я услышал, как он хлопнул дверцей и зачавкал (конечно, не помыл помидор).

Семейкин был знаменитый адвокат. О нем упоминал другой юрист, не такой известный и дорогой — тот, к которому мы кинулись, когда началось разорение журнала. Он честно сказал: «Дело кислое, ребята, я ничего не обещаю. Вам бы связаться с Ильей Рудольфовичем, он бы, возможно, справился…» Но Илья Рудольфович Семейкин брал такие гонорары, что всей нашей оставшейся казны не хватило бы на первый взнос.

Я оглянулся на Вовку, который с помидором в зубах возник в комнате.

— Слушай, а может, я привлеку к делам Костю Травкина? Он у нас как бы менеджер, продюсер, генеральный директор, завхоз и прочая, прочая. Больше меня в курсе всех дел…

Вовка взял помидор в измазанные соком пальцы.

— Не надо, Иван. Я ведь твой хранитель, а не ихний. Не Кости Травкина, не Лены Терещенко, не Глеба Перевалова… — Он перечислил всю бывшую журнальную компанию. — И они уже думают не о том. Знают, что журнала больше не будет. Всего вам теперь все равно не вернуть… Да и не нужен журнал, ты сам понимаешь…

«Тоже мне, провидец! — внутренне ощетинился я. — Опять, что ли, влез в мои мысли?» Но злиться не имело смысла, Вовка был прав. Если говорить честно, ведь еще до всех бед, после второго номера, я чувствовал: выходит не то, что хотели. Развлекать читателей получалось, да, а вот пошевелить их души, постараться, чтобы задумались всерьез о добре и зле в нашей жизни… Конечно, мы надеялись на будущее, но сейчас я чуял: не вышло бы. Ни у меня, ни у всех остальных. Ребята хорошие, да опыт не тот… И кроме того, ну да, хорошие, пока только вместе были, пока увлекались общим делом. А как поняли, что «кранты», сделались сами по себе, лишь бы выплыть. Нет, не ссорились, не подставляли друг друга, но скисли и глядели мимо друг дружки…

Я ничего не ответил, стал набирать на телефоне справочное, чтобы узнать номер Семейкина.

Вовка сказал мне в спину:

— Ноль-ноль четыре, сорок семь, семьдесят семь… Илья Рудольфович откликнулся тут же. Суть вопроса уяснил сразу.

— Да, я слышал о вашей проблеме. Должен сказать, что она непростая, вы затянули дело. Но я попробую… Надеюсь, вы сможете перечислить мне сегодня через «Экстра-юнион»… — И назвал сумму, от которой меня пошатнуло. Вовка сказал одними губами:

— Не торгуйся…

Я и не стал. В конце концов, пачка банкнот была солидная…

— Хорошо, Илья Рудольфович. Займусь этим сейчас же.

— Весьма признателен… Однако встретиться с вами я смогу лишь послезавтра утром, сейчас уезжаю на дачу. Будьте добры продиктовать мне ваш телефон…

Я продиктовал, и мы с Вовкой (он все еще жевал помидор — на ходу, как мороженое) пошли на улицу Добролюбова в «Веста-банк». Там было почти пусто, прохладно и строго, все пространство простреливалось взглядами охранников. Так и казалось, что сейчас спросят: «Откуда у вас, господин Тимохин, эта валюта?» Не спросили. Я с полчаса под руководством терпеливой кассирши возился с заполнением бланка. Наконец расплатился, и мы с Вовкой выкатились под жаркое солнце.

— Может, по стаканчику пломбира? А?

— Ага!

— А… потом что?

— Вань, а потом… пока ничего. Надо ждать. Ты займись всякими своими делами, а я погуляю до вечера.

Я сразу напрягся. Вовка сбоку быстро глянул на меня:

— А можно вместе… если хочешь.

Я хотел! Во-первых, все еще сидел во мне страх: а вдруг он уйдет и больше не появится? А во-вторых… мне просто было хорошо с Вовкой. Независимо от всех дел. Словно оказался у меня младший брат, приехал на каникулы…

С детских пор я мечтал о братишке, маме говорил, однако появилась Лёлька. Тоже неплохо, но девчонка все-таки, да к тому же теперь большая. Не сестренка, а сестра (кстати, надо позвонить в Тальск, узнать, как сдает экзамены).

Мы купили пломбир, посидели в сквере у фонтана с большущим гранитным глобусом. Я вдруг заметил, что Вовка стал какой-то неуверенный.

— Ты что? Может, хочешь еще?

— Не-а… Я про нашу прогулку… Тебе, наверно, это не понравится. Тогда не ходи…

— Куда?

— Я хочу на кладбище побывать, где бабушка… Я вчера про нее как-то нехорошо говорил. А она ведь бабушка все равно…

— Идем, конечно!

— Это Черданское кладбище, старое. Туда на троллейбусе надо.

Мы сели на троллейбус шестого маршрута. Жарко было и тесно, ехали стоя. Вовка не мог дотянуться до поручня под крышей, держался за меня. Сердито сказал толстой девице:

— Глядеть надо, куда топаешь, ногу отдавила, корова. — Вот тебе и ангел. Девица пфыкнула накрашенными губами.

Приехали взмокшие и помятые. «Ты еще живой? — чуть не спросил я Вовку и ахнул про себя: — Дубина!»