Прошло полмесяца. Мы решили, что старик уже забыл про нас, и однажды рискнули снова пойти через рынок. Все было по-старому: и торговец, и его товар на серой тряпке, и компас… Как ни старались мы скорее пройти мимо, но на секунду задержали шаг. Старик внезапно поднял голову и взглянул на меня в упор. Я увидел его светлые глаза с белками, покрытыми сеткой красных прожилок. Он вдруг взял компас и, резко качнувшись вперед, протянул его мне.
— На.
Это было так неожиданно, что я не сразу понял.
— На, — не то сказал, не то всхлипнул старик.
— Но… денег у нас… Мы потеряли… — забормотал я.
— Мы потом, — решительно сказал Павлик. — Пойдем, Андрейка.
— На, — повторил старик и сунул компас мне в руки. Его красноватые белки вдруг тонкой пленкой застлала слеза.
— Сынка у меня убили, — хрипло проговорил он. — Вчера похоронку получил. Так вы уж, значит, играйтесь…
Он опустил голову и больше не смотрел на нас, словно забыл. Мы немного простояли перед ним, потом, нерешительно отошли. Я осторожно нес компас в вытянутых руках, изредка оглядываясь. Старик сидел не двигаясь
— Сын у него погиб, — сказал Павлик, будто объясняя кому-то.
— Павлик, давай все-таки накопим деньги и отдадим ему, — предложил я.
— На кой черт ему теперь твои деньги, — грубо ответил он.
Я взглянул на компас. Круглая шкала дрогнула, метнулась и стала кружиться, словно не знала, где отыскать север и юг.
Последние дни апреля были теплыми, но дождливыми. Серое небо нависало низкими облаками над блестящими от дождя крышами. Моросило с утра до вечера, словно октябрь стоял на дворе. О том, чтобы пойти погулять, нечего было и думать.
Я снова по вечерам приходил к Павлику. Прибегала и Галя, закутанная в отцовское клеенчатое пальто.
Нам ничего не оставалось, как вспомнить свою игру. И подводная лодка «Победа» снова отправлялась навстречу тайнам и приключениям.
В окнах сгущались серые сумерки, и капли дождя неслышно скатывались по стеклам. А перед нами мерцал голубой глазок перископа, и светлый зайчик от зеркальца метался по карте полушарий. Я очень соскучился по таким вечерам и был даже рад, что на улице не прекращаются дожди.
Но почему-то во мне шевелилось непонятное беспокойство. Все было по-старому: темный вечер, короткие команды, необычайные приключения и записи о них в корабельном журнале. И все-таки что-то не клеилось в нашей игре. Я видел, что Павлик и Галя уже не очень-то интересуются ей. Но разве
Часто, забыв про то, что подводная лодка запуталась в водорослях Саргасова моря или зажата в арктических льдах, Павлик и Галя заговаривали о совсем других вещах, непонятных мне. Они болтали об экзаменах, которые будут сдавать первый раз, об уроках, о школьных товарищах. Особенно часто они разговаривали о школьном туристическом кружке. Галя и Павлик недавно записались в него и мечтали о летних походах. Я слушал с тайной завистью. Я не вмешивался в разговор, и про меня забывали. На столе обиженно мигал светлый глазок забытого перископа.
Каждый вечер, ложась спать, я думал, что все у нас как-то расклеилось, и не мог понять, отчего это. Я засыпал, и наутро оставалась только смутная обида.
Теплые дожди шумели за окнами, изредка переходя в ливни. Тогда ветер сердился, рвал на части дождевые струи и швырял в оконные стекла горсти крупных капель.
Однажды Павлик заболел и не пошел в школу. После уроков к нам забежала Галя и стала рассказывать Павлику, что сегодня интересного было в школе.
Я сидел на кровати и листал надоевшую подшивку «Всемирного следопыта». В журнале мне попалось незнакомое слово.
— Павлик, что такое «томагавк»? — спросил я. Павлик не обратил внимания. Тогда я наклонился и потянул его за рукав. Галка замолчала, а Павлик дернул рукой и раздраженно сказал:
— Отцепись ты, Андрей. Поговорить не даешь…
Вот как! Я заморгал от обиды. Вспомнил вдруг темный чердак, прыжок в сугроб. Тогда Павлик называл меня другом. «Как на фронте». А теперь плевать на друга? Связался с девчонкой…
Молча я положил на стол журналы и взглянул на бывшего друга. «Эх ты, капитан!» По-моему, я не сказал вслух этих слов. Просто повернулся и быстро пошел из комнаты. За спиной стало очень тихо.
Павлик догнал меня в коридоре.
— Андрейка, ты куда? — окликнул он.
И тогда я не выдержал и заплакал, прислонившись головой к дверному косяку. Вышла Галка и стала спрашивать в чем дело.
— Отстань, — всхлипнул я и дернул плечом, чтобы сбросить ее руку.
— Галка, иди в комнату, — велел Павлик. Она ушла.
— Что с тобой, ну чего ты плачешь? — начал допытываться он.
— Вы на меня… внимания… не обращаете. Ну и не надо, — всхлипывал я. — А еще друзья… Ладно. Скоро пойду в школу, у меня будет много друзей и товарищей!
— Андрейка, ты что? Мы же всегда были вместе, — растерянно бормотал Павлик.
— Больше не будем вместе, — мрачно изрек я и ушел в свою комнату, заперев за собой дверь. Я решил быть твердым.