В квартире стояла привычная тишина, окутанная мраком ночных комнат. Из окон струился тусклый свет от фонарей, который служил единственным источником света. И по-прежнему шел сильный дождь. По небу гуляли иссиня-черные тучи, а на горизонте сверкали молнии. Окинув взглядом окружающую действительность, я почувствовала, как внутри разлилось успокаивающее одиночество. Я сняла кроссовки, раскидав обувь по коридору, повесила куртку на крючок и прошла на кухню. Осушив залпом целый стакан воды – жутко хотелось пить после острых макарон – мне ничего не оставалось делать помимо бесцельного шатания по комнатам. Спать не хотелось. Я в сотый раз проигрывала разговор со Старком в голове, подбирая всевозможные варианты психологических методик. Мне захотелось перебороть его острое нежелание довериться Пеппер и завязать с ней длительные отношения. Он боялся не только за ее жизнь, но и опасался возможной неудачи. Боялся опять почувствовать боль. Я в этом его понимала. Обожжешься однажды, всегда будешь смотреть на оставленный шрам, сомневаясь в следующем шаге.
Устав от внутреннего монолога, я прошла в спальню, переоделась в короткие мягкие шортики, топик с цветочным принтом и накинула теплую толстовку. Еще несколько минут ушло на расчесывание длинных непослушных волос. Бросив быстрый взгляд на отражение в зеркале, я присела на стул и включила кнопку на приборе. Маленький экран загорелся, а за ним еще пара лампочек, оповестив о том, что инструмент готов к использованию. Я осторожно прикоснулась к белоснежным клавишам электронного фортепьяно, сделав звук потише. Мои пальцы блуждали по клавиатуре, разнося отдельные, не связанные между собой звуки. Я решала, что сыграть. На пюпитре стояли ноты с детства знакомой композиции. Я заслушивалась ею, сидя прямо на земле и глядя на звезды, мерцавшие чистым светом. Неподалеку трещали сухие дрова в костре, а родители громко хохотали, иногда перебивая музыку в наушниках магнитофонного плеера. Я выпрямилась, расправив плечи, и взяла первый аккорд. Пространство тут же окрасилось волшебством спокойной мелодии. Это был ноктюрн ми-бемоль мажор польского композитора Фредерика Шопена. Нежные переливы тонули в пространстве комнаты, отражаясь от лавандовых стен, и возвращались обратно к фортепьяно. Я прикрыла глаза, наслаждаясь этими звуками, представляя, как сам автор исполнял это грандиозное произведение, что он чувствовал в этот момент и переживал. Под конец мелодии я совершенно расслабилась, поэтому требовательный стук в дверь меня не хило напугал. Я широко распахнула глаза, почувствовав, как сердце ухнуло вниз.
Кого принесло в такую мокрую ночь? Кроме Джессики и Майка никто не знает кода от парадной двери. Господи, пусть это будет не Майк, прошу тебя. Только не сейчас, когда нет папы, который способен выставить его на улицу. Я шумно выдохнула, стараясь унять дрожь в руках. Когда я подошла к двери и посмотрела в дверной глазок, она лишь усилилась. Кроме пьяного бойфренда, страстно желающего вернуть давно сгнившие отношения, может быть только Лео со свирепым взглядом. А он–то что здесь забыл? Может, что-то случилось с родителями? Я поспешила отрыть дверь.
Лео окинул меня быстрым взглядом. Его лицо немного изменилось от невероятного сердитого до немного испуганного, затем застыло в равнодушии. Я так и не поняла, чем вызвана такая перемена в эмоциях, но решила не заострять на этом внимание. Он переступил порог моей квартиры, а затем подобно деревянному солдатику, не совершая лишних движений, опустил коробку, которая с грохотом ударилась об деревянный пол. Лео еще раз посмотрел на меня, выходя обратно в коридор.
- И тебе добрый вечер, – сказала я, сдерживая улыбку. Выглядел он сейчас очень смешно. Особенно, его поступок. Удивительно, как Лео может сохранять такую потрясающую напускную хладнокровность, при условии, что внутри бушует пожар. По его изумрудным глазам видно, что у него есть много слов, хороших и плохих, которые он просто жаждет мне сказать.
- Что это такое? – поинтересовалась я, разглядывая уже осточертевшую мне коробку с зеленым бантом.
Лео начал спускаться по лестнице.
- Мне не нужны эти вещи, – придав своему голосу как можно больше уверенности, выпалила я.
Брюнет застыл на ступеньке, а затем медленно, очень медленно, развернулся и посмотрел на меня. От такого взгляда желудок сделал кульбит.
- Это очень дорогой подарок, я не могу его принять. К тому же мне некуда его надеть. Я не хожу по ресторанам, балам и прочим дорогим увеселительным мероприятиям, – пошла я на попятную.
Лео приподнял одну бровь.
- Мне плевать. Это подарок, – низким грудным голосом произнес он. По телу пробежались огромные мурашки.
- Подари ты мне конфеты, и я бы слова не сказала, но это выходит за рамки приличия, – указав на коробку с платьем, ответила я.
- У меня нет рамок приличия.
Я открыла и вновь закрыла рот, не зная, что сказать по этому поводу. Как можно убедить человека у которого нет рамок?