— Помочь, святой брат? — обратился к Фастреду один из солдат. Конопатый худой мальчишка с глазами старика и ловкостью убийцы. Такое Фастред тоже лихо подмечал. — Не переживайте, мы его быстро к костру перетащим. Тут-то недалеко, не как в прошлый раз. Может оно и хорошо, что так вышло, с Корбом-то. Слабый он был. И дерганный. Вечно паниковал на пустом месте, да и животом был плох. А сейчас для него все кончилось, с боженькой скоро встретится. — Юный солдат наконец-то перестал тараторить, задрал голову и уставился на затянутое свинцовыми тучами небо. — Но плохим Корб точно не был, вот что я скажу, святой брат. Просто не для войны его сделали. Может там наверху и свидимся еще, коли свезет… — Мальчишка замолчал и тряхнул головой, отгоняя задумчивость. — Надо торопиться с костром. Зуб даю, сегодня опять польет.
Фастред почти его не слышал. Он присел на корточки, нашарил в траве выроненный дезертиром оловянный диск и, приподняв голову Корба, надел символ веры на его посиневшую шею.
— Еще одна душа отошла к тебе, Милостивый, — тихо прошептал он, склонившись над телом. — Прими Корба, как тогда принял собственных детей. Молись за него, как мы молимся, ибо все мы тоже дети твои.
То была даже не молитва, а просьба. Брат Аристид учил, что Хранитель слышит всех своих детей и вне стен церкви, что к нему можно обращаться прямо, и Фастреду хотелось в это верить. Ему нравилась мысль, что Хранитель столь же прост и открыт к людям, как они — миру.
Он сидел, зачем-то глядя в остекленевшие глаза мертвеца, когда кто-то прочистил горло за его спиной и робко тронул за плечо. Монах обернулся.
— Простите, святой брат. — Здоровенный мужик с темной бородой, отличительным знаком главы отряда и рундским топором на поясе переминался с ноги на ногу, словно провинившийся школяр. За ним стояли трое солдат и так же нерешительно поглядывали на Фастреда.
— Мир вам, братья, — привычно отозвался монах. — Я могу чем-то помочь?
— Простите нашу дерзость, — снова заладил бородач, — мы хотели попросить о молитве. Корб был в нашем отряде. — Он кивнул на стоявших за его спиной солдат. — Я Брунц, а это Вим, Игнац и Гоц. Мы все из Меллена, это деревня на правом берегу Лалль. Нас призвали в войско в один день, и все мы хорошо знали Корба. Погиб он как трус, но был безобидным человеком, святой брат, клянусь. И мы, если вы простите нашу дерзость…
Фастред понимающе кивнул и поднялся на ноги.
— Вы хотите, чтобы я пригласил наставника прочесть молитву перед костром? Думаю, несмотря на свой поступок, ваш друг заслужил такую милость. Это можно устроить. Я поговорю с братом Аристидом. Возможно, он сам согласится…
Брунц переглянулся с остальными и мотнул головой.
— Мы хотели попросить вас, брат Фастред, — сказал он. — Если это не великая дерзость, конечно.
— Я воинствующий брат церкви, а не проповедник. Не уверен, что смогу найти слова, которые вас утешат.
— Вы — брат с оружием. Воин. Ваши речи просты, но так же святы, как речи наставников. Вы такой же, как мы, но только диск на шее носите и соблюдаете всякие обеты, на которые у нас воли не хватит, — убеждал Брунц. — Мужи в нашем отряде, чего уж таить, люди слишком простые и часто даже не понимают, о чем говорят наставники на проповедях. А нам сейчас нужно простое и понятное слово. Слово того, кто нас понимает и знает, как мы живем.
Фастред вглядывался в усталые и печальные лица солдат. Оратор из него даже в лучшие годы был посредственным. Но если эти люди просили о помощи, он не мог отказать, иначе зачем тогда вообще пошел служить богу и отрекся от мирской жизни? В конце концов он всегда сможет попросить брата Аристида поговорить с ними, если его собственные речи не помогут. А уж брат Аристид умел врачевать сердца словом как никто другой.
— Понимаю, — сказал воинствующий монах. — Но я должен предупредить, что…
— Так вы согласитесь, святой брат?
— Конечно.
— Спасибо, — Брунц выдохнул с облегчением и повернулся к своим. — Гоц, сбегай за остальными. Скажи, святой брат согласился. Пусть поторапливаются. А мы сами отнесем Корба на костер.
Гоц тут же побежал вниз по холму, размахивая руками — очевидно, знаками подзывал оставшихся внизу. Брунц, Вим и Игнац взвалили мертвого товарища на плечи и готовились неуклюже понести его, когда Фастред подошел к ним и предложил помощь.
— Что вы, святой брат! Он же…
— Обмочился, да, — спокойно проговорил он. — В этом нет ничего постыдного. Нам надлежит в равной степени уважать и жизнь, и смерть во всех их проявлениях.
Игнац свободной рукой почесал бороденку — в силу молодого возраста еще не такую роскошную, как у командира, и взглянул на Фастреда с восхищением.
— А вы еще сомневались, святой брат. Наставник из Святилища не стал бы делать такого. По крайней мере я такого еще никогда не видел. Побольше бы было в войске таких, как вы. Жаль, Корб не сможет вас отблагодарить.
— Пройдет время, и все мы встретимся в Хрустальном чертоге.
— Если повезет…