Торговец иллюзиями

В то время как жители этого тихого предместья просыпались, неспешно потягиваясь под своими одеялами, человек, пришедший из Шанвьери, плутал по лабиринту узких улиц незнакомого города. Петухи из Марэ перестали перекликаться с петухами из Бьен-Флери, когда путник остановился на углу улицы рядом с небольшой тумбой, предназначавшейся для караульного, опустил оглоблю своей тележки и задумчивым взглядом окинул поочередно три улицы, сходившиеся вместе в виде буквы Y.

– И что это за чертовщина? Насколько я разглядел сверху, мы должны были выйти к мосту! – недовольно пробубнил странник, оборачиваясь кругом и поглядывая на своего ворона.

Взявшись за оглоблю и потянув телегу в сторону правого рога буквы Y, мужчина запрокинул голову назад и принюхался.

– Все просто, друг мой. Я знаю, как нам найти рынок! – сказал он ворону и уверенными шагами направился вперед.

В день празднества в городе устраивалась большая ярмарка, на которую с самого раннего утра съезжались торговцы, фокусники и бездельники самых разных родов в поисках удачи. Поэтому, втянув в себя воздух душного Порта Д’Омбр, человек из Шанвьери избрал правильный путь, ибо в этот день рыночную площадь, ставшую центром гуляний, можно было без труда отыскать по запаху жареного мяса, луковых и капустных пирогов, травяных настоек, вина, пряных трав, сыров и, конечно же, по едва уловимому, тонкому аромату легкой наживы.

В последние полвека Порт Д’Омбр стремительно разрастался, поэтому городскими властями было принято мудрое решение – не переносить городские стены и оставить предместья без защиты. Именно по этой причине все проходимцы, потоком хлынувшие в город, могли попасть в него без препятствий и проверки документов. Стоило пройти через предместье Марэ, пересечь по одному из мостов небольшую речку, протекавшую среди города, и они оказывались в квартале городского рынка, где могли приступить к своему обычному ремеслу.

Лавочки, обычно открывавшиеся в Порт Д’Омбр не раньше полудня, уже манили распахнутыми дверьми. Сапожник, стоявший на грязном деревянном табурете, приколачивал к козырьку, который высился над лестницей, ведущей в его мастерскую, ботинок нового покроя, но изношенный почти до дыр. На другой стороне улицы молодая женщина открывала огромные цветные ставни, за которыми пряталась витрина её шляпной мастерской, в то время с другой стороны стекла юная девушка, по видимости её сестра, развешивала на специальные подставки украшенные вышивкой, лентами, перьями и крупным бисером шляпы.

По узкой улочке мимо открывавшихся лавочек медленно ковылял, опираясь на сучковатую клюку, хромой, согнувшийся в три погибели старик с необычно загорелыми и жилистыми для его возраста руками, скаля желтые зубы и щуря зоркие глаза, которые выхватывали из окружающей суеты каждую деталь. Его одежда состояла из засаленных, протертых до дыр штанов, огромной драной робы, свисавшей до колен и с одного бока разодранной до пояса, и старой соломенной шляпы. Седые волосы паклей свисали до самых плеч и спадали грязными прядями на лоб так, что за ними и за длинной бородой невозможно было различить лица этого бродяги. Проходя мимо лавки сапожника, инвалид замедлил шаг. Закончивший украшать свою вывеску сапожник, кряхтя, спустился с табуретки на мостовую и отошел на несколько шагов. Остановившись посреди дороги, он поднял голову вверх и принялся рассматривать вывеску, подкручивая черные с проседью усы. В это мгновение он увидел плетущегося по улице бродягу и бросил на него подозрительный взгляд. Заметив это, инвалид согнулся ещё больше и, приподняв свою драную шляпу, растянул тонкие губы в улыбке, обнажив черные, будто вымазанные углем, зубы.

– Доброе утро, сударь! – вежливо поздоровался он.

– Доброе, доброе… – буркнул сапожник, прищурившись, после чего поспешил забрать свою грязную табуретку и скрыться в мастерской.

Поскалившись с минутку на продавщицу шляп, хромой старик поковылял дальше, в сторону моста. Было видно, что и он в это утро спешил на рыночную площадь.

Мост Мулен, который связывал большой остров в форме глаза, вклинившийся между двумя рукавами реки и носивший название Иль-де-Куан, с предместьем Марэ, был достаточно широк для того, чтобы на нем могли разминуться две телеги, и достаточно узок для того, чтобы на нем не уместились три.