— Но мы все равно страдаем. И тогда, и сейчас. И будем дальше страдать, потому что иначе не умеем.
— Хоть кто-то это тоже чувствует, — произнес Джим и потер глаза. — Наша жизнь как бесконечный ад, рая даже не предвидится.
— Мы будем страдать… — сказала Сабрина, не обратив внимания на Джима. — Будем страдать, потому что сами так решили. Потому что решили, что Джексону так лучше, но ему не нужны наши страдания. Мы страдаем только из-за себя и ради себя.
Профессор Френсис прочистил горло.
— Сабрина, милая, ты ведь…
— Бог не хочет, чтобы мы плакали, — прохрипела Лиза. — Он хочет счастья. Это мы выбираем страдать.
— Какой Бог не хочет страданий? — спросил Луис.
— Любой.
— Лиза права. Бог даровал человеку жизнь не ради страданий, а ради того, чтобы всю жизнь он искал ответы. Человек страдает не из-за Бога. Он здесь ни при чем.
— Сабрина, но…
— Мы сами решили мучиться, — вдруг прошептала Лиза.
— Лиза, что ты? — спросил Луис и посмотрел на нее.
Лиза не видела, каким взглядом окинул ее поглощенное мраком тело Луис.
— Они правы. Мы страдаем. Что мы видели в этом доме? Ничего хорошего мы не видели. Там даже крысы подыхали! А что нас ждет потом? Думаете, что-то хорошее? Мы уже привыкли страдать! Люди — большие тараканы. Их сколько ни трави, а все равно выползут. Вот и мы. Нас хоть и пытались затоптать, а мы привыкли и уже не чувствуем, как нас придавили подошвой! И сейчас едем не на избавление от страданий, а к новым мукам, — встрял Джим.
— Джим. Главное — вера! — пробормотал Луис. — Неужели ты не веришь Джексону?
— Я? Если бы я не верил, я бы давно ушел! — прошептал Джим, так, словно рядом плюнули ядом и плевок зашипел. — Я верю ему, больше чем себе, потому что себе никогда не верил. Но Джексон нам не верит, потому больше не дает нам указаний. Мы искали спасение. Мы искали его всю жизнь, но не нашли даже крупицы!
— Никто не находит его сразу, нужно время, — сказал Луис.
— Почему Джексон нам больше не верит? Почему он не вернулся, Луис? Ты же твердил, что лучше всех его знаешь. Скажи, почему Джексон нам не верит?
— Почему ты так решил, Джим? — шепнул Луис и вздрогнул. — Джексон верит в нас. Иначе бы не жертвовал собой. Нужно только подождать.
— Сколько? Сколько нам еще ждать? — снова надавил Джим. — Что нам еще сделать? Мы отдали ему души, отдали свободу, отдали жизни. У нас больше ничего нет, Луис. Что ты отдал ему, раз ты такой спокойный? Скажи, а! Ты же с ним дольше всех.
— То же, что и вы.
— Нет, ты явно что-то большее отдал! Скажи!
— Джим, пожалуйста, это неправильно, — прошептала Сабрина.
— Не перебивай меня! Скажи, Луис, почему, раз мы все скинулись равноценно, почему тогда мы все еще здесь?
— Нужно время, Джим.
— Мы передохнем раньше, чем время истечет!
— Вера испытывает вас, Джим.
— Пусть! Пусть она испытывает! Она испытывает всех! Но разве каждый готов умереть за нее? Все что ли как мы, все силы ей отдали? Разве это нужно ей?! Не логичнее разве жить ради нее? Мы ведь должны одарить мир благом, а не испугать его немощностью! Мы ведь должны рассказывать миру о Джексоне, звать людей к нам! Как мы сделаем это мертвыми? — Джим повысил голос и почти кричал.
— Ты еще поймешь, Джим. В глубине души ты думаешь совсем иначе.
— А у меня осталось что-то от души, как думаешь? — прихмыкнул Джим. — Думаешь, у меня внутри хоть что-то осталось?
— Джим, я ведь…
— Я не говорю, что Джексон не прав, — оборвал Джим. Он приподнял Сабрину и пересадил ее на колени Лизе. — Я говорю, что сейчас мы совершаем ошибку. Мы не должны страдать ради Джексона. Мы должны славить Его. Это тебе не битва поста и масленицы. Не битва чистоты и гульбы. Это смерть и жизнь.
— Тогда что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы мы развернулись и ехали назад! В Ластвилле от нас больше пользы!
— Пользы? Вы никого не привели в наши ряды, — сказал Луис.
— Приведем! Тогда Джексон будет нами доволен! Он говорил, что это важно, так давайте думать о важном! Шелдон, развернись!
— Это невозможно, — сказал Шелдон.
— А давай покажу! Там несложно!
— Джим. Пути назад нет. Ты еще поймешь, — снова начал Луис. — Времени…
— У нас нет времени! Оно остановилось там, в доме. Мы искоренили его, мы его там уничтожили! Но сейчас оно есть! Оно вернулось! Оно жрет нас! Неужели не чувствуешь, как стареешь? — воскликнул Джим.
— Мы ничего не уничтожали, — прошептала Сабрина.
— Что? — переспросил Луис.
— Мы — не уничтожали. Это нас… нас уничтожило, — с трудом выговорила Сабрина и закашлялась. На губах остался горький железный привкус.
Вдруг голова Лизы упала с плеча Джима. Девушка распахнула глаза, испуганно огляделась и, о чем-то подумав, вдруг прошептала:
— Вы разве не чувствуете холода?
— Ночь в лесу осенью редко бывает теплой, Лиза, — сказал Луис. Рука его дернулась, пальцы коснулись чего-то круглого под запястьем. Никто не заметил, как ноги Луиса на мгновение осветились светом экрана.
— Это другой холод, — изрекла Лиза монотонно.
— Лиза, тебе плохо? — прошептал Джим и наклонился к лицу Лизы.
— Я чувствую холод, — проговорила она медленно. — Он кусает, вы разве не чувствуете?