Торговец пушками

– «Лендровер». – Соломон вынул изо рта карандаш и указал на чертежи: – Через стену все равно не прорваться. Там два фута толщины, железобетон и потом еще эти тумбы по всей длине. Я покачал головой:

– Это только для шума. Они врежутся в стену, заклинят сигнал, Бенджамин вывалится из водительской дверцы, вся рубашка в крови, а Сайрус начнет орать и звать на помощь. Чтобы как можно больше людей примчалось в западную часть здания, посмотреть, что там и как.

– А в консульстве есть медпункт?

– На первом этаже. Рядом с лестницей.

– Кто-нибудь умеет оказывать первую помощь?

– Весь американский персонал прошел курсы, но, вероятнее всего, это будет Джек.

– Джек?

– Веббер. Джек Веббер. Охранник консульства. Восемнадцать лет в морской пехоте США. «Беретта», девять миллиметров, на правом бедре.

Я замолчал. Я знал, о чем Соломон сейчас думает.

– И? – спросил он.

– Латифа принесет баллончик с нервно-паралитическим газом.

Соломон что-то пометил в блокноте – не торопясь, словно знал, что толку от его пометок все равно немного.

Я тоже знал это. И добавил:

– В сумочке у нее также будет «Микро-Узи».

Мы сидели во взятом напрокат «пежо» Соломона, припаркованном на какой-то возвышенности неподалеку от Ля-Сквала – осыпающегося сооружения восемнадцатого века, где когда-то размещался главный артиллерийский бастион, господствовавший над портом. Вид отсюда был чудный – настолько чудный, насколько можно найти в Касабланке, – но нам с Соломоном сейчас было не до видов.

– Ладно. А что там у вас? – спросил я, зажигая сигарету от Соломоновой панели. Я говорю «от панели», потому что большая ее часть вывалилась вместе с прикуривателем, так что пришлось собирать всю эту штуку обратно. Закончив сборку, я затянулся и попытался – без особого успеха – выпустить дым через открытое окошко.

Соломон продолжал изучать свои записи.

– Ну, вероятно, – начал подсказывать я, – в вентиляционных шахтах спрячется целая бригада марокканской полиции вместе с парнями из ЦРУ. Вероятно, стоит нам войти, как все они посыплются нам на голову и сообщат, что мы арестованы. Вероятно, вскоре после этого «Меч правосудия» и все, кто так или иначе с ним связан, окажутся в суде, здание которого, кстати, находится всего в паре сотен ярдов от кинотеатра. И вероятно, все пройдет без сучка без задоринки и без единой царапины.

Соломон сделал глубокий вдох и очень медленно выдохнул. А затем начал тереть живот – картина, которой я не видел уже лет десять. Язва двенадцатиперстной кишки была единственным, что могло заставить Соломона перестать думать о работе.

Он посмотрел на меня:

– Меня отсылают домой.

Какое-то время мы смотрели друг на друга. А затем я рассмеялся. Нет, ситуация была вовсе не смешной – просто так получилось, что изо рта у меня вырвался именно смех.

– Ну еще бы, – сказал я, отсмеявшись. – Конечно же, тебя отсылают. Все очень даже логично.

– Томас. – По выражению его лица было заметно, как неприятен ему этот разговор.

– «Спасибо за отличную работу, мистер Соломон», – продолжал я, подражая голосу Рассела Барнса. – «Разумеется, мы хотели бы поблагодарить вас за ваш профессионализм и приверженность делу, но, надеюсь, вы не будете возражать, если с этого момента мы возьмем дело в свои руки». О, это просто изумительно!

– Томас, послушайте. – За последние тридцать секунд он уже дважды назвал меня Томасом. – Бегите отсюда. Бросайте все и бегите. Пожалуйста.

Я улыбнулся ему, и Соломон затараторил еще быстрее:

– Я могу переправить вас в Танжер. Оттуда переберетесь в Сеуту, а затем на пароме – в Испанию. Я переговорю с местной полицией, упрошу их оставить перед консульством фургон, и вся операция сорвется. Как будто ничего и не было.

Я смотрел в глаза Соломона и видел, сколько там тревоги и беспокойства. Я видел там вину, стыд и язву двенадцатиперстной кишки.

Щелчком я отправил окурок в окошко.

– Забавно. То же самое предлагала Сара Вульф. Беги, уговаривала она. На золотые пляжи и подальше от этого чокнутого ЦРУ.

Соломон не спросил, когда это мы с Сарой виделись и почему я не послушался ее. Он был слишком занят своей собственной проблемой. То есть мной.

– Ну?! Сделайте же это, Томас. Ради всего святого! – Он сжал мой локоть. – Эта затея – полное безумие. Стоит вам войти в здание – и вы уже никогда не выйдете оттуда живым. Да вы и сами это знаете. – Я молчал, и его это бесило. – Господи боже! Да не вы ли мне постоянно об этом твердили?! Вы же знали обо всем с самого начала.

– Да ладно тебе, Давид. Ты тоже знал. Произнося эти слова, я наблюдал за его лицом.

У Соломона была примерно сотая доля секунды, чтобы нахмурить лоб, разинуть рот в изумлении или воскликнуть: «О чем это вы?!» – но он упустил ее. И, как только сотая доля секунды истекла, я понял все. И он тоже понял, что я все понял.

– Фотографии Сары с Барнсом, – сказал я; лицо Соломона осталось непроницаемо. – Ты знал, что они означают. Ты знал, что этому может быть только одно объяснение.

Он опустил глаза и ослабил хватку.