Торговец пушками

– Господи боже! – послышался голос сзади. Полагаю, это означало, что пистолет заметил не он один. Трудно сказать, кто это был, поскольку я не сводил глаз с Умре.

– На дыбы, – сказал я.

Умре таращился на меня, мобильник медленно опускался вместе с рукой.

– На дыбы, – повторил я. – Не на дыбу.

– О чем... о чем вы говорите?

Умре не сводил глаз с пистолета, и его понимание происходящего, эта прелесть нашей маленькой интермедии рябью подернула море тугих рубашек.

– Правильное выражение – «встать на дыбы», – сказал я.

10

Солнце надело шляпу,

Гип-гип-гип-гип, ура!

Л. Артур Роуз и Дуглас Фербер

Итак, мы снова на крыше консульства. Это просто чтоб вы знали.

Солнце уже высовывает макушку по всему горизонту, испаряя темные контуры черепиц, превращая их в расплывчатую полоску слепящей белизны. «На их месте я поднял бы вертолет именно сейчас», – думаю я про себя. Хотя солнце настолько сильное, настолько яркое, настолько безнадежно ослепительное, что, возможно, вертолет уже где-то рядом. Кто знает, может, здесь уже целых пятьдесят вертолетов. Может, они зависли в двадцати ярдах прямо надо мной и теперь, прикрываясь солнцем, наблюдают, как я снимаю коричневую жиронепроницаемую бумагу с обоих свертков.

Хотя, конечно, в этом случае я бы их услышал.

Надеюсь.

– Что вам нужно?

Это Умре. Он за моей спиной – вероятно, футах в двадцати. Я пристегнул его наручниками к пожарной лестнице, пока занимаюсь своими делами, и ему, похоже, это не очень нравится. И вообще, он весь какой-то чересчур возбужденный.

– Что вам нужно?! Умре переходит на крик.

Я ничего не отвечаю, и он продолжает орать. Это даже не слова. По крайней мере, я не могу различить ни одного. Насвистываю несколько тактов непонятно чего, чтобы заблокировать его крики, и продолжаю прикреплять зажим А к хомуту В, при этом убеждаясь, что шнур С не застрял в скобе D.

– Что мне нужно, – говорю я наконец, – так это чтоб вы увидели все своими глазами. Вот и все.

Теперь я поворачиваюсь и смотрю на него. Я хочу видеть, как ему не по себе. А ему очень даже не по себе – и я доволен. Я ничуть не против.

– Вы сумасшедший, – кричит он, напрягая кисти. – Я здесь. Вы что, не видите? – Он смеется – или почти смеется, – так как не может поверить, что я настолько глуп. – Я здесь. И «Аспирант» не прилетит, потому что я здесь.

Я снова отворачиваюсь и, щурясь, вглядываюсь в стену солнечного света.

– Ну, я очень надеюсь, что вы правы, Наим. Очень. Надеюсь, у вас по-прежнему больше одного голоса.

Повисает пауза, и когда я поворачиваюсь к нему, то вижу, как лоск скукожился, обернулся гримасой.

– Голос? – спрашивает Умре едва слышно.

– Голос, – повторяю я.

Умре внимательно смотрит мне в глаза:

– Я не понимаю.

Приходится сделать глубокий вдох и объяснить:

– Вы больше не торговец оружием, Наим. Я лишил вас этой привилегии. За ваши прегрешения. Ни богатства, ни власти, ни связей, ни членства в «Гаррике». – Последнее не произвело никакого эффекта, так что, возможно, он там никогда и не состоял. – Сейчас вы обычный человек. Как и все мы. И как у любого человека, у вас всего один голос. Хотя это правило соблюдается не всегда.

Прежде чем ответить, он тщательно обдумывает свои слова. Он знает, что я псих, а потому со мной нужно обращаться очень мягко.

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Еще как знаете. Вы другого не знаете – знаю ли я, о чем говорю. – Солнце подтягивается чуть выше и привстает на цыпочки, чтобы получше разглядеть нас. – А говорю я о тех двадцати шести, кто выиграет от успеха «Аспиранта» напрямую, и еще о сотнях, а может, и тысячах, что выиграют косвенно. Тех, кто работал, лоббировал, совал взятки, угрожал и даже убивал ради того, чтобы подобраться поближе к кормушке. У них тоже есть голоса. И как раз сейчас Барнс наверняка беседует с ними и требует ответа: да или нет. И кто его знает, какой там выйдет расклад?

Умре сидит, не шелохнувшись. Глаза его едва не вылезают из орбит, а рот распахнут так, словно он только что засунул туда нечто ужасно непотребное.

– Двадцать шесть. – Голос у него как шелест. – Откуда вы знаете, что их двадцать шесть? Откуда вам это известно?

Я скромно пожимаю плечами:

– Я когда-то трудился финансовым журналистом. Примерно с час. И один человек из «Смитс Вельде Керкпляйн» отследил ваши деньги по моей просьбе. Кстати, он поведал мне немало интересного.

Умре закрывает глаза в отчаянной попытке сосредоточиться. Его мозг завел его сюда – ему и выводить его отсюда.

– Конечно, – продолжаю я, не давая ему расслабиться, – может, вы и правы. Может, эти двадцать шесть единогласно решат все отменить, отказаться, аннулировать – называйте как хотите. Только я лично свою жизнь на это бы не поставил.

Я выдерживаю эффектную паузу, поскольку чувствую, что заслужил ее.

– Но зато с удовольствием поставлю вашу. Это встряхивает его. Мигом выбивает из ступора.

– Ты псих! – орет он. – Ты знаешь это? Знаешь, что псих?!

Я вздыхаю.

– Ладно. Тогда позвоните им. Позвоните Барнсу и прикажите все отменить. Вы на крыше с психом, и вечеринка отменяется. Давайте, используйте свой единственный голос.