Торговец пушками

— Продать эту машину Пентагону, — медленно произнес Вульф, — а также в пять десятков других стран позволит лишь демонстрация вертолета в действии. Во время какой-нибудь крупной антитеррористической операции.

— То есть вы хотите сказать, что им придется ждать следующей мюнхенской Олимпиады?

Вульф с ответом не спешил, смакуя кульминационный момент своего выступления.

— Нет, мистер Лэнг, я хочу сказать не это. Я хочу сказать, что они сами собираются устроить вторую мюнхенскую Олимпиаду.

— Зачем вы мне все это рассказываете?

К тому моменту мы уже перешли к кофе, а фотографии благополучно вернулись в папку.

— Если вы правы — хотя лично я крепко завяз в этом самом «если», с проколотой шиной и без запаски, — если вы действительно правы, то что вы собираетесь делать дальше? Написать в «Вашингтон пост»? Сообщить Эстер Ранцен?[6] Что?

Вульфы, старший и младшая, притихли, и я не мог понять — с чего бы это вдруг. Возможно, они полагали, что выложат мне свою роскошную теорию — и дело сделано? Что я тут же ринусь в самую гущу врагов, на ходу затачивая ножичек для масла и грозя им гнусным оружейникам всего мира?

Ну уж нет! Да и с какой стати?

— Скажите, Томас, вы считаете себя хорошим человеком?

Вопрос задал Вульф, который по-прежнему смотрел куда-то в сторону.

— Нет, не считаю.

Сара подняла глаза.

— А каким тогда?

— Я считаю себя высоким человеком, — сказал я. — Человеком без денег. Человеком с сытым желудком. Человеком с мотоциклом. — Я сделал паузу, чувствуя на себе ее взгляд. — И вообще, что вы имеете в виду под словом «хороший»?

— Полагаю, «хороший» — это тот, кто на стороне ангелов, — ответил Вульф.

— Ангелов не существует. Мне очень жаль, но это так.

Опять затишье. Вульф медленно потряхивал головой, будто признавая, что, мол, да, есть и подобная точка зрения, жаль только, что она такая неутешительная.

Сара вздохнула и встала из-за стола:

— Прошу меня простить.

Мы с Вульфом вцепились в стулья, собираясь вскочить, но Сара оказалась в центре зала прежде, чем нам удалось хоть на дюйм оторвать от сидений наши зады. Подплыв к официанту, она что-то шепнула ему на ухо, согласно кивнула на его ответ и взяла курс на сводчатый проход в дальнем конце зала.

— Томас, — сказал Вульф. — Давайте поставим вопрос иначе. Кое-какие дурные люди готовятся совершить кое-какие дурные дела. Можем ли мы рассчитывать на вашу помощь?

Он замолчал.

— Послушайте, вопрос по-прежнему остается, — сказал я. — Что вы планируете делать? Просто скажите. Чем вам не нравится вариант с прессой? Или с полицией? Или с ЦРУ? Ну что может быть проще? Телефонный справочник, пара монет — и дело в шляпе.

Вульф раздраженно затряс головой и забарабанил пальцами по столу.

— Похоже, вы совсем не слушали меня, Томас. Я повторяю еще раз: здесь затронуты интересы. Самые крупные интересы в мире. Капитал. А с капиталом нельзя справиться с помощью телефонного справочника и пары вежливых писем местному конгрессмену.

Я поднялся. Меня слегка пошатывало от вина. Или от нашего разговора.

— Вы уходите? — спросил Вульф, по-прежнему не поднимая головы.

— Возможно, — ответил я. — Возможно. — Сказать по правде, я был не совсем уверен, что делать дальше. — Но сначала я наведаюсь в туалет.

Ну да, в данный момент именно туалет мне требовался больше всего на свете. Ибо я пребывал в замешательстве, а уединение в кабинке с фаянсовым сосудом всегда способствует активизации умственной деятельности.

Я медленно прошествовал через зал к арке. В голове моей дребезжал плохо закрепленный багаж, угрожая в любой момент сверзиться на кого-нибудь из соседей-пассажиров. Вот скажите, как тут можно думать о вертолетах, взлетно-посадочных полосах и затяжных путешествиях? Мотать отсюда надо, причем как можно скорее. Даже то, что я взглянул на эти фотографии, — и то уже было глупостью с моей стороны.

Я нырнул под арку и увидел Сару: она стояла в нише у телефона-автомата. Наклонившись чуть вперед, Сара почти упиралась головой в стену. Меня она не видела. С минуту я стоял не двигаясь и разглядывал ее шею, волосы, плечи, и — чего уж тут, — возможно, разок-другой взгляд мой скользнул и по ее заднице.

— Привет, — сказал я наконец, расплывшись в идиотской улыбке.

Она резко повернулась. На мгновение мне показалось, что ее лицо исказил страх, — только из-за чего, я не имел ни малейшего понятия. Но еще через миг она улыбнулась и повесила трубку.

— Так что? — Она шагнула ко мне. — Вы с нами?

Некоторое время мы смотрели друг на друга, а затем я опять расплылся в придурковатой улыбке, пожал плечами и приготовился сказать свое любимое «ну», которое говорю всегда, когда пытаюсь подыскать слова. Потренируйтесь дома — и вы увидите, что на звуке «у» ваши губы складываются в трубочку и выпячиваются вперед. Как при свисте. Или как при поцелуе.

Она поцеловала меня.

Она поцеловала меня.