Торговец жизнью

Сон не шел. Рядом лежала девушка, лежала, затаив дыхание, готовая в любую минуту дать отпор грубому самцу, которым она меня, видимо, считала. Так прошло довольно много времени. Мне пришла неожиданная мысль: интересно, каковы коммунистки в постели? Я представил, как Лада лежит, тараща глаза в темноту, натянув одеяло до подбородка и сжав кулачки, и улыбнулся.

Я долго думал о том, что мне предстоит завтра, думал без удовольствия, как о жестокой необходимости. Лада лежала тихо, и я совсем забыл о ней. Сон постепенно сморил меня, я начал проваливаться в него, как вдруг рядом зашуршало сено, меня толкнули в бок, и я почувствовал на лице ее дыхание.

- Что такое?

Она снова завозилась, пиная меня.

- Знаете, мне вдруг стало так страшно, - раздался ее голосок откуда-то из района подмышек. - Темно как в коробке, а вы лежите, лежите, а потом вдруг как задышите громко и мерно...

- Так это я просто заснул.

- Страшно, - повторила она, прижимаясь ко мне.

Я притянул ее к себе и начал целовать. Она отворачивалась, увертывалась, прятала лицо, сосредоточенно пыхтела. Я оставил попытки и холодно сказал:

- Знаете что, девушка? - Ступайте-ка на свое ложе. Я спать хочу. Вам завтра бездельничать, а мне гнуть спину, хлеб свой зарабатывать. Давайте, давайте.

Она обиженно засопела:

- Так что же, мне вам сразу отдаться, что ли?

- Через месяц отдадитесь, - сонно сказал я, отворачиваясь от нее. - А лучше через год.

Хорошо, подумал я. Не нужно изменять жене. Хотя какая это измена? Жены давно уж нет, а рядом лежит молодая и красивая девушка... эх!

Она снова прижалась ко мне. Ладно, механически подумал я. Может, девчонке и правда страшно. Так мы пролежали довольно долго, как вдруг ее рука легла мне на плечо, а затем с силой повернула меня. И я губами почувствовал ее губы... Целовалась она совершенно неумело, грубо, очевидно старалась выдать себя за главную.

- Нет, так дело не пойдет! - сказал я через минуту. - Зачем ты стараешься целовать меня? Ведь мужчина - я. Я должен тебя целовать, а ты отвечать.

- Ну вот, все не так, - обиженно прошептала она. - Пойду-ка я на свое ложе.

- Да, так я тебя теперь и отпущу, - я привлек ее к себе.

* * *

- Дорогой, мы уходим - произнес знакомый голос.

Я открыл глаза. На меня ласково смотрела... Лада. Она была одета в деловой брючный костюм, волосы коротко подстрижены. И еще она улыбалась. Я улыбнулся в ответ какими-то ватными губами, чувствуя, что опять что-то пошло не так.

- Что с тобой, дорогой? - озабоченно сказала Лада. - Голова болит?

Я не ответил, обвел взглядом спальню. На первый взгляд комната была совершенно незнакомая и очень большая. Но, приглядевшись, я узнал торшер, обои и светильник под потолком. Однако трехстворчатый шкаф антикварного вида мне был незнаком, прикроватные тумбочки тоже.

Я сел, протер глаза. Лада сказала:

- Все, я убегаю. Ты поцелуешь Лариску на прощание?

Я кивнул. Конечно поцелую, кто бы она ни была. Но я тут же вспомнил, что это моя дочь. В комнату впорхнуло небесное создание лет пяти в кружевном платьице, с бантами на голове и изумительными зелеными глазами, и защебетало:

- Папа как тебе хорошо, ты можешь спать дольше нас. Это только сегодня так, или навсегда? А я иду в садик. Там опять Валерка будет кусаться, а когда я расскажу об этом Наталье Антоновне, он назовет меня ябедой. А я ведь не ябеда, правда, папа?

Я с нежностью посмотрел на девочку, привлек к себе и поцеловал пахнущую цветами щеку.

- А у нас в живом уголке появился ежик, - продолжала Лариска, - его Веркин брат в лесу нашел. Ежик маленький и колючий. А еще у него носик смешной, он им водит вот так, нюхает. И лезет повсюду. Мы его назвали Бантиком, потому что Милка привязала ему на шею бантик.

- Где же у ежика шея? - спросил я с улыбкой.

- Папа, ну как же? Голова у него ведь есть? Значит и шея тоже есть. Ведь так?

- Так, так, - сказал я, чувствуя, как к горлу подступает комок.

Лада поцеловала меня и увела дочку в садик. Я остался один. Я в отпуске с сегодняшнего дня и торопиться мне некуда. Я встал, сунул ноги в шлепанцы и побрел обозревать квартиру. Кроме спальни, совершенно роскошной, в квартире оказалась огромная гостиная, столовая с необъятным обеденным столом на двенадцать персон, кухня с набором кастрюль, сковородок и жаровен, прихожая, детская и кладовая. Обстановка была очень богатая, только что не роскошная - диваны с высокими спинками, мягкие и удобные на вид, кресла, обитые кожей, столы с гнутыми ножками и стулья старинного фасона.

- Ну что же, - сказал я себе. - Мне здесь нравится. И дочка у меня совершенно очаровательная. И жена...

Я вспомнил ночь, проведенную на сеновале, и то, как мне было хорошо, и улыбнулся. Черт побери! Что за сны мне снятся? Я вошел в кухню, чтобы покопаться в холодильнике и вздрогнул. За столом сидел... Борис. Все в том же мешковатом балахоне, безволосый и отрешенный.

- Здравствуй, добрый человек, - сказал он.

Я не ответил, только сглотнул комок.

- Ты, я вижу, вполне доволен? - он насмешливо взглянул на меня глазами, похожими на дуло двустволки.