Торговка рыбой

As she wheeled her wheel-barrow,

Through streets broad and narrow,

Crying, «Cockles and mussels, alive, alive, oh!»

«Alive, alive, oh,

Alive, alive, oh»,

Crying «Cockles and mussels, alive, alive, oh».

She was a fishmonger,

And sure 'twas no wonder,

For so were her father and mother before,

And they each wheeled their barrow,

Through streets broad and narrow,

Crying, «Cockles and mussels, alive, alive, oh!»

«Alive, alive, oh,

Alive, alive, oh»,

Crying «Cockles and mussels, alive, alive, oh».

She died of a fever,

And no one could save her,

And that was the end of sweet Molly Malone.

Now her ghost wheels her barrow,

Through streets broad and narrow,

Crying, «Cockles and mussels, alive, alive, oh!»

«Alive, alive, oh,

Alive, alive, oh»,

Crying «Cockles and mussels, alive, alive, oh».2

Удивительно, но эта, в общем-то, незамысловатая песенка о торговке рыбой, мидиями и моллюсками, которая умерла от лихорадки, нашла неожиданно большой отклик в моей душе. С каждым куплетом я всё больше проникался той атмосферой старого Дублина, которой были наполнены эти строки, а благодаря богатому воображению смог живо представить себе и саму Молли, и те улицы, по которым она катила свою тележку. Когда же я услышал, что девушка умерла и никто не смог спасти её, мне стало искренне жаль бедняжку Молли. Конечно, это было глупо: переживать за судьбу персонажа песни, но такова уж моя натура - чересчур чувствительная и романтично настроенная.

Полностью погрузившись в свои мысли и проигрывая раз за разом в памяти слова и мелодию, я даже не заметил, как песня закончилась, сменившись другой, а наша машина остановилась.

Мартин, видя, что я не реагирую, вывел меня из оцепенения:

– Ну, как тебе «Молли»? Понравилась?

– Понравилась. - Я, наконец, вернулся в реальный мир. - Расскажи, пожалуйста, мне немного об этой песне.

– Ну, насколько я знаю, она была написана парнем по имени Джеймс Йоркстон из Эдинбурга где-то во второй половине 19-го века и со временем стала очень популярна в народе. Она исполнялась в мюзик-холлах, гостиных, на различных праздниках и даже стала неофициальным гимном нашего города…

– А она действительна жила в Дублине, эта Молли Малоун?3

– Может быть, как знать… Нет ничего невозможного в том, что какая-то реальная девушка на улицах Дублина или Эдинбурга послужила для Йоркстона прототипом. Но, скорее всего, это собирательный образ. Городские легенды говорят о Молли то как о женщине, днём торговавшей моллюсками, а ночью – телом, то, наоборот, как о девушке, которая вопреки всему избегала проституции.

Меня почему-то захлестнула волна крайнего возмущения от того, что кто-то может считать бедняжку Молли проституткой. Но я быстро поймал себя на мысли, что чересчур увлёкся этой песней и придаю ей слишком большое значение. Всё-таки я приехал в Ирландию работать, а не сожалеть о судьбе какой-то выдуманной девушки, которая жила неизвестно сколько веков назад, да и жила ли вообще. Однако вспышка праведного гнева, очевидно, отразилась у меня на лице, потому что Мартин серьёзно спросил:

– Всё в порядке?

– Да, всё нормально. Просто задумался. Так, а что, мы уже приехали? - Я постарался переключиться на текущую ситуацию.

Машина стояла на небольшой площади прямо перед фасадом красивого здания, облицованного камнем, с полуколоннами и высокими узкими окнами. Так как время было уже позднее, и на город опустились сумерки, здание было эффектно подсвечено несколькими прожекторами.

– Ну да, это, как я понимаю, твоя обитель на ближайшие две недели - отель «О'Каллаган Дейвнпорт». Хорошее место - четыре звезды. Он расположен в бывшем здании церкви 1863 года, но там есть все необходимые удобства, - ответил Мартин.

Мы вышли из машины, он направился к багажнику, чтобы вынуть мои вещи, а я воспользовался моментом, чтобы немного осмотреться вокруг. Да, Дублин мне явно нравился, и я уже представлял себе, как с пользой и удовольствием проведу здесь ближайшие четырнадцать дней.

Мартин зашёл со мной внутрь и удостоверился, что я без проблем получил номер - наверно, ему дали чёткие инструкции на этот счёт. Затем он сказал, что заберёт меня завтра утром полдевятого на том же месте, и мы, пожав друг другу руки, простились.