– В общем, Сомов оказался сдвинутым на всю башку! – радовался Вадик, глотая сладкое мясо, кажется, не пережевывая. – Сначала вызвался в армии баранам глотки резать, когда им живой скот в часть пригнали. Никто не согласился, включая повара. А он с радостью. Никто не обратил внимания на это. Парень, мол, для всех старается, и все такое. А потом его пару раз по ночам возле кроватей сослуживцев заставали с ножом. Стоит, говорит, нож держит и на шею спящего товарища таращится безумными глазищами. Ну, ему пинков надавали, на «губу» посадили. И вроде забыли. А он возьми и через месяц порань одного парня во сне. Если бы тот не спал так чутко, то конец бы ему. А так только глубокую царапину оставил. Тут уж «губой» не отделались. Послали на обследование. Дали заключение, что у него не все дома. Там замороченный диагноз мне зачитывали, товарищ капитан. Сразу не выговорить. Выслать обещали. Так вот, его комиссовали.
– И все?
Алексеев вяло жевал пирожок с мясом, почти не чувствуя вкуса. Картинка складывалась! Странная картинка, сложная, из растерзанных фрагментов, никак не подходящих друг другу и не желающих формироваться в логическую завершенность. И вдруг получилось!
– И куда его из армии отправили, Вадик? – понял сразу Алексеев, что это еще не конец истории. – Домой?
Так не могло быть. И не было.
– Его из части отправили на обследование и лечение сначала в военный госпиталь. А когда было составлено заключение комиссии и его комиссовали, то перевели в обычную психушку. И там он пролежал месяца два. Выписался. Встал на учет, периодически укладываясь на обследование. Потом его отпустили в родной город.
– Так, стоп! А стоял на учете и лечился он не у себя?
– Никак нет, товарищ капитан, – ликовал Вадик, осторожно, над тарелочкой, откусывая от пирожка с творогом, который безбожно рассыпался крупинками. – Он лечился в городе, в котором служил.
– И? В чем подвох? Чего морда такая довольная?
– А вот тут я перехожу к основной части своего повествования! – Вадик отставил тарелочку с пирожками в сторону, поправил джемпер. – Сомов служил в том городе, где у Геннадия Свиридова было зарегистрировано частное сыскное агентство. По утверждениям участкового, так себе конторка. Дел почти не было. В основном выслеживал неверных супругов.
– И?! – Алексеев проглотил большой кусок пирожка, забыв прожевать. – Сомов что, как-то пересекался со Свиридовым? С его женой загулял? Или, прости господи, горло ей перерезал?! Она же умерла? Правильно?
– Правильно, товарищ капитан. Умерла. Только не от ножа. И с Сомовым она не загуляла. И умерла через несколько лет после его отъезда.
– Так от чего она скончалась?!
– Она была старшей медицинской сестрой в той самой психиатрической клинике, где лечился Сомов. И, по утверждениям ее подруг, там она и подсела на наркотики! Это долго скрывали. Настолько долго, настолько можно было. Даже муж поначалу не замечал, часто находясь в командировках. Потом ее уволили. И она быстро сгорела. Участковый по моей просьбе полгорода обегал. С подругами бывшими встретился. С матерью. Все винили ее мужа, который уделял ей мало внимания, занимаясь проблемами в других семьях. И детей у них не было. В общем, все сошлись во мнении, что причина смерти Свиридовой – неудавшийся брак. Но мы-то… Мы-то с вами знаем, что это не так, товарищ капитан!
– И Свиридов появился в нашем городе не случайно, думаешь ты. – Алексеев ткнул в его сторону масляным после пирожка пальцем. – Он искал Сомова, считаешь? Он его выслеживал? А чего так долго искал? Погоди, отвечу! Потому что на тот момент он был Истоминым, так?
– Совершенно верно! Он был Истоминым. Он стал Сомовым позже, фамилию матери взял.
Вадик достал из ящика стола упаковку влажных салфеток и аккуратно, палец за пальцем, обтер салфетками ладони. Три штуки у него ушло на гигиенические процедуры. Алексееву хватило листа формата А4, которым он вытер руки и тут же в мусорную корзину отправил.
– Другими словами, наш «таксист» шел по следу Сомова, решив ему отомстить за смерть жены? Приехал в наш город, нашел его, понял, что он общается с кем?
– Со своим однокурсником Дмитрием Дворовым. И что-то темное творят эти двое, – подхватил Вадик с воодушевлением.
– Он является к старшему брату – лицу серьезному и влиятельному, не запятнавшему себя никаким криминалом и… – продолжил Алексеев. – И рассказывает ему обо всем. Тот верит или нет? Скорее всего, не очень верит, раз они вдвоем сидели в засаде возле Васильковой пустоши, где на них напоролся Зубов. Но, лейтенант, много времени они их выслеживали. Больше года! Что так? Собирали доказательную базу?
– А может, Лев Дмитриевич верить не хотел? И не верил в то, что брат его таким дерьмом, пардон, занимается! Может, в самом деле доказательств не было? А когда появились…
Вадик внезапно умолк. И Алексеев завершил его мысль:
– А когда появились и он предъявил их своему младшему брату, тот просто взял и убил его. Получается, так?
– Получается, так.