Торговка

— Выпьем, дочка?

— Почему бы и нет… мамочка?

Она налила мне и сама выпила большую рюмку.

— Как отец?

— Спасибо. Ничего.

— Полина?

— Давно не звонила.

— Замуж еще не собралась?

— Не берут покуда.

— А как твои торговые дела? Небось, перед Ноябрьскими по старой памяти все твоей рыбкой запасаются.

— А вы… ты откуда знаешь, что именно рыбкой? — удивилась я.

— Да как-то побывала там, на твоем торжище. Только к тебе подойти все-таки не решилась… Постояла, посмотрела, как ты там всех потрошишь. У тебя это хорошо получается… Куражно. Весело и смешно!

— Посмеялась, значит? — Я чувствовала, что начинаю заводиться.

— Не надо, Маша… — Она положила ладонь на мою руку. И я притихла. Рука была ледяная. — Полина у меня все эти годы не раз бывала. Вот в этом кресле, где ты сейчас, посиживала.

— Тетка?!

— Она не просто тетка, Маша. Она мудрая. Я у нее эти посещения почти вымолила. Чтобы знать, как там вы. Знаешь, как она говорила? Долбанет тебя еще, Долли, за то, что ты нам устроила, да поздно будет! Вот и долбануло… — Мать меня разглядывала с какой-то ласковой печалью. — А насчет того, что торгуешь… Что ж… Ты сама выбрала. Это тоже жизнь, девонька… Мне, знаешь, именно теперь очень жить хочется! Оказывается, все суета сует, и все не так у меня было и не то. Я ведь, как твои дед с бабкой, верила, что водрузим над землею… И так далее. И не просто так, как попка, азы долбила! Я «Капитал» в подлиннике изучала. И так все ясно было, Маша, кто прав, кто виноват. Товар — деньги — товар… Вечная сказка про мировую справедливость… А оказывается, все это мираж! Туфта, как выражается Велор. Я, знаешь, за другие первоисточники взялась. Видишь, Библию штудирую. В церковь впервые стала заходить. Чудны дела твои, Господи! Как раньше на партсобрание, так нынче в храм божий! Там хорошо думается. Но теперь уже все смололось, муку заново не перемелешь и новых хлебов не испечешь. Гаснет печечка…

Я вдруг поняла, что этой почти чужой женщине очень страшно и очень одиноко, и говорит она так много, с непривычной угрюмой откровенностью просто оттого, что говорить ей не с кем. Наверное, с Лориком она так не откровенничает. Он ведь не ее сын, а я, как ни поворачивай, своя, родная…

Но как выяснилось, я ошибалась. Крепко ухватив меня за руки, Долли приблизила ко мне изможденное лицо и умоляюще и хрипло зашептала, чтобы я теперь же, немедленно, дала честное слово, что, когда она уйдет, я не оставлю Лорика одного, без постоянного присмотра, потому что я старше и я сильная, а он совершенно не от мира сего, ничего толком о настоящей жизни не знает и абсолютно беспомощен в быту. Она, Долли, страшно боится, что на квартиру и все прочее добро клюнет какая-нибудь прохиндейка, женит на себе Лорика, и ему будет очень плохо.

Я всерьез разозлилась. Мне было что ей сказать, но я не могла. Это было бы все равно что убить беспомощного ребенка. И я бормотала через силу и нехотя что-то обещающее, потому что Долли все больше становилась похожа на сумасшедшую. Она то смеялась, то плакала, а потом сняла со своей жилистой, набухшей узлами, как старый корень, шеи крестик на тонкой цепочке, заставила меня поцеловать его в знак того, что не нарушу своего слова, а потом дрожащими и слабыми руками повесила крестик мне.

В конце концов Долли вынула из стола деловую папку с аккуратно испечатанными листками, на которых она изложила план собственных похорон. В нем были поименно указаны люди, имевшие право принять в них участие, а также перечислены те, кого она бы не хотела допускать до траурной церемонии. Насчет отпевания в храме она уже договорилась с персоналом церкви Нечаянных Радостей, что в Марьиной Роще, и даже внесла аванс за грядущий ритуал. Были распоряжения по поводу поминок и по поводу кладбища, конечно, тоже: Долли хотела, чтобы ее похоронили рядом со вторым мужем, на Ваганьковском, где у Ванюшиных была фамильная ограда.

Мне окончательно поплохело, я со всем соглашалась и все ждала, когда придет Лорик, но вместо Лорика явилась грузная тетка с хозяйственной сумкой с продуктами. Она оказалась приходящей медсестрой. Вынув из сумки одноразовый шприц и ампулы, вогнала Долли какие-то лекарства, без которых мать уже не могла. Виновато улыбаясь, Долли сказала, что приляжет на диван только на секундочку, но тут же заснула глубоким и покойным сном.

— Может она еще выкарабкаться? — спросила я. Медсестра пожала плечами:

— И не такое случалось! — И добавила: — Можешь не ждать: она теперь долго спать будет, а я с ней посижу, дорогая. За все плочено…

Глава 6 СВОБОДНА, СВОБОДНА, НАКОНЕЦ-ТО СВОБОДНА!

Горшок нашей дружбы лопнул. Если это, конечно, можно было назвать дружбой. Популярные источники утверждают, что истинной дружбы между особами слабого пола не бывает. Бывает временный союз, который две девицы могут заключить против третьей. Но в нашем случае даже этой самой третьей не было. Так что все держалось на волоске.