Стоявшая рядом толстая особа, похожая на учительницу, выпрямилась, смерила нас презрительным взглядом, фыркнула и поспешно отошла.
— Помолчи. Из-за тебя у нас могут быть неприятности, — пожурил я Кэти. — Пока не поздно, давай-ка лучше вернемся в отель.
Я проснулся, разбуженный радостным воплем Кэти.
— Митч, — кричала она, высунувшись из ванной и прикрываясь полотенцем; ее широко раскрытые глаза сияли от восторга. — Представляешь, здесь есть ванна! Я открыла дверь, думала, что это душ, а здесь настоящая ванна! Можно мне принять ванну? Митч, ну, пожалуйста!
Бывают минуты, когда даже правоверный консервационист радуется тому, что он глава крупной рекламной фирмы. Я зевнул, дослал Кэти воздушный поцелуй и великодушно разрешил:
— Конечно, можешь даже из одной пресной воды, слышишь?
Кэти сделала вид, что падает в обморок от изумления, а сама тем временем уже вызывала горничную. Пока готовилась ванна, я оделся. Мы позавтракали и пешком отправились в Капитолий.
Устроив Кэти в ложе для прессы, я направился в палату представителей. Через толпу ко мне протиснулся лидер наших лоббистов. Он сунул мне в руку телеграфную ленту.
— Это вам, мистер Кортней, — сказал он. — Надеюсь, у вас все в порядке?
— Да, — ответил я и, отпустив его, взглянул на донесение. Оно было с ракетодрома и гласило: „Пассажиры и экипаж готовы и ждут сигнала к отлету. Посадка пассажиров начнется в 11:45, погрузка закончится в 16:45. Горючее заправлено, оборудование и провизия на борту. Служба безопасности не знает, но поступили сведения, что сегодня с ночи между морской разведкой, группой контрразведывательной службы и корпорацией „Тайм-Лайф“ идет усиленный обмен шифровками. Диспетчерский пост просит напомнить, что отлет возможен только в условленное время“.
Я растер ленту пальцами и начал протискиваться к трибуне. В этот момент кто-то легонько тронул меня за локоть. Это был президент; он наклонился ко мне из президентской ложи с привычной заученной улыбкой на лице.
— Мистер Кортней, надеюсь, вы поняли, что я хотел сказать вам вчера. Я рад, что ракета готова к отлету. Кроме того… — улыбка расползлась по его лицу, и он кивнул головой с видом важного сановника, обменивающегося любезностями с приезжей знаменитостью, — …вы, должно быть, уже знаете, что _он_ тоже здесь.
Но я так и не успел спросить, кого он имеет в виду. Ко мне с протянутой рукой спешил председатель, а палата уже бурно аплодировала. Я заставил себя улыбнуться, но это было лишь автоматическое сокращение мускулов — мне было не до улыбок: дело плохо, если даже президент знает о ракете.
Фаулер Шокен был ханжой и лицемером, Фаулер Шокен был великим мошенником, но, если бы не он, я никогда бы не произнес эту речь в палате представителей. Мне словно бы слышался его голос: „Продавай, Митч, продавай. Ты всегда сможешь продать, если будешь помнить, что они сами того хотят“. — И я продал этим законодателям все, что они хотели. Коротко сказав об американском предпринимательстве в нашей стране, я предложил им для грабежа весь мир и чуть ли не всю Вселенную, как только смелые первооткрыватели из фирмы „Фаулер Шокен“ проложат туда путь. Я нарисовал им конвейерную линию из планет и показал, как мы будем владеть и управлять ею, мы, предприимчивые американские бизнесмены, создавшие великую цивилизацию. Это конгрессменам очень понравилось, и они неистово зааплодировали.
Когда утихла первая волна оваций и все сели на свои места, несколько человек все еще продолжали стоять и хлопать. Они попросили у председателя слова. Я почти не обратил на них внимания, ибо в эту минуту вдруг с удивлением заметил, что стул Кэти в ложе для прессы был пуст. Председатель дал слово седому худощавому, величественного вида человеку — мистеру Колби, за спиной у которого было сорок лет службы в компании „Юмми-Кола“.
— Слово предоставляется мистеру Колби.
— Благодарю вас, господин председатель. — На лице Колби застыла вежливая улыбка, но взгляд оставался холодным, как у змеи. Официально фирма „Юмми-Кола“ считалась одной из немногих крупных независимых фирм. Но я вспомнил, что Шокен как-то намекнул на ее подозрительные связи с Таунтоном.
— Если мне будет позволено говорить от имени верхней палаты, то прежде всего я хотел бы поблагодарить нашего уважаемого гостя за его хорошо продуманную речь. Уверен, что усе мы с удовольствием прослушали здесь выступление столь уважаемого и известного человека.
„Пой, пташечка, пой“, — подумал я с досадой; меня охватило смутное беспокойство.
— С разрешения заседания я позволю себе задать нашему гостю вопросы, касающиеся тех законодательных актов, которые он предлагает на наше рассмотрение.
— Представляю, как ты их „рассмотришь“, чертов ублюдок, — подумал, я. Теперь даже галерка почуяла неладное. Можно было уже и не слушать, что Колби скажет дальше.