— Ты что тут делаешь? Гадина! — раздались одновременно три визгливых возгласа. Мгновение они злобно пялились друг на друга, затем сцепились в яростной схватке.
Тут-то и полыхнуло… Впрочем, вызванные Ивонючкиным пожарные с огнем управились быстро.
— Впредь аппараты всякие без нашего ведома не смейте в сеть подключать! строго предупредил Ивонючкина брандмейстер, разглядывая обгоревшие останки ССОСки и Контура. — Штраф уплатите.
— Сам будешь штраф платить! — зашипел Ивонючкин, когда они остались с Сидоруком с глазу на глаз. — Терпение мое лопнуло!
— А может экономичнее будет, Шеф, если я вам такое терпение сотворю, которое никогда не лопнет? Со стопроцентной гарантией! А?
Металл в голосе
— У шефа сегодня металл с голосе… — уныло констатировал Сидорук.
— Вечно ему все не так! — поддержал дружка Петрович. — Грохочет как ржавая колымага.
И добавил мечтательно:
— А вот у Люси будто колокольчики серебряные, когда смеется. Тоже вроде металл, а приятно!
Роман уставился на приятеля.
— Интересно… А какой пробы…
— Какой пробы? Пробу ставить некуда…
Но Ромыч уже погрузился в свои думы.
Вскоре он зачастил в предбанник Ивонючкина. Петрович встревожился: «Рехнулся Ромыч! Неужто втюрился в хозяйскую секретутку? Ивонючкин ему голову оторвет!».
Однако Сидорук развеял его опасения, а первого апреля Роман явился к шефу по собственной инициативе. При галстуке и в сопровождении Петровича. Начал торжественно:
— Многоуважаемый Шеф! Вы меня нередко попрекаете, и не без причины. Но я ведь не ради корысти, то есть не только ради корысти… вкалываю на совесть… Вот и к праздничку сюрпризец сварганил… в свободное от основных занятий время. Разрешите его работу продемонстрировать? Можно? Петрович, давай!
Петрович выскочил в приемную, зажав в потной ладони книжку анекдотов. Сидорук споро установил на уголке хозяйского стола аппаратик, пощелкал тумблером. Отчетливо зазвучал басок Петровича.
— А вот еще случай был, Люся. Муж возвращается из командировки, а у жены любовник. Она его в холодильник спрятала. А муж голодный, шасть на кухню и холодильник открыл. А там мужик. «Ты кто?» — спрашивает. «Вася». — «А что тут делаешь?» — «Колбасу ем». — «Ну ладно». Ушел мужик. На другой день рассказал муж друзьям на работе об этом случае, а те хохочут. «Да это же любовник твоей жены был!» Осерчал муж, бегом домой, холодильник открывает, а там другой мужик. «Ты кто?» — «Федя». — «Вот что Федя, увидишь Васю, скажи, что встречу его — убью!» И серебристый Люсин смех.
Роман тотчас щелкнул тумблером. Смех оборвался, аппаратик заурчал, из отверстия поползла серебристая пленочка.
— Серебро! Высшего качества! — похвастал Сидорук. Между тем лента остановилась, и вновь послышался бас Петровича.
— А вот еще был случай…
И снова серебряные колокольчики, и снова поползла серебряная фольга…
— Кажется, Сидорук, что-то стоящее намечается, — процедил Ивонючкин. Оставь, я лично опробую. А с записи работает?
— Не… — потупился Роман. — Только с живого голоса…
— Вот видишь… Вечно у тебя недоработки! А через месяц разгневанный Ивонючкин распекал Сидорука:
— Бездарь! Испортил мне секретаршу! Хрипит, сипит… смеяться разучилась. Серебра всего сто граммов дала. Ищи другую, не меньше чем на килограмм металла!
Корень зла
— Клиент какой-то чудной пошел! — поделился Петрович своими наблюдениями с Романом. — Озирается всю дорогу. И на твой сарайчик все зыркает. Что за пакость у тебя там появилась? Я и сам не в своей тарелке…
Ромыч потупился виновато.
— Потерпи, Петрович, самую малость. Уже кончаю…
— То-то я чую, словно ветерок какой поганый от твоего загончика тянет! А ну, пошли, ревизию наведем!
Петрович легко приподнял Сидорука за шкирку и направился с ним во двор. Подошли к двери в лабораторию. Ромыч робко трепыхнулся:
— Не тут. Оно у южной стенки…
Завернув за угол, Петрович наконец узрел ромкиного выкормыша. Растение высотой метра полтора, с толстым стволом и мясистыми листьями странного синеватого оттенка. Листья, словно учуяв их появление, несмотря на отсутствие ветра, слабо зашевелились и потянулись к ним. Даже ствол чуточку наклонился в их сторону.
На физиономии Ромыча застыла дурацкая блаженная ухмылка.
— Что это? Тянет ко мне свои лопухи? Уж не людоедскую ли траву вырастил, Ромыч? Может пригодится…
— Травку… Фи! Это сам Корень Зла! Сколько пришлось повозиться! А теперь он растет, аккумулируя отрицательную энергию отовсюду. Его даже поливать не требуется. Ему все в пищу годится: злоба, зависть, ненависть, садизм, ложь, злословие, вороватость, даже ревность! И заметь, человеки вокруг становятся чище, совестливее. Я просто душой около него отдыхаю. Даже скамеечку соорудил…
— Право, у тебя, Сидорук, крыша поехала! — зашипел Петрович, срывая багор с пожарного стенда. — Утопист чертов, чтоб ты утоп! Клиентуру нам решил отшить, Хозяина покалечить… Твой вампир от Ивонючки одну кожицу оставит, высосет подчистую… По миру пойдем!