Торговый дом Гердлстон

– Это вам не принесет никакой пользы. С вас довольно, что я сообщил вам об этом. Есть такие люди, которые обязаны сообщать своим близким все сведения о подобных делах.

– Все-таки я ничего не понял, – сказал старый солдат. – Вы хотите сказать, что социалисты передают друг другу всевозможные тайны, которые им удается узнать?

– Может быть да, может быть и нет, – отвечал немец торжественно, как оракул. – Во всяком случае, я думаю, что мой добрый друг Гердлстон здорово промахнулся.

– Благодарю вас, родной, от всей души, – сказал майор. – Если дела фирмы плохи, то либо молодой Гердлстон не знает об этом, либо он прирожденный актер. Черт возьми, звонят к чаю. Бежим вниз, а то без нас они съедят весь хлеб с маслом.

Миссис Робина, хозяйка, очень дешево брала со своих жильцов за ужин, но весь этот ужин состоял из хлеба с маслом, которого было так мало, что часто не хватало на тех, кто запаздывал. Оба жителя богемы сознавали, что это дело важное. Они отложили свой разговор о Гердлстонах до более удобного времени и поспешили в столовую.

Глава VIII Отец и сын

В коммерческих кругах ничего не знала о трагическом положении фирмы «Гердлстон и К°». Тем не менее фон Баумзер был прав. За последнее время африканским промышленникам не везло. Если остроглазый майор Тобиас Клеттербэк, беседуя с Эзрой Гердлстоном не угадал, сколь жалка судьба фирмы, то это случилось потому, что и сам Эзра ровно ни о чем не подозревал. Он полагал, что дела находятся в таком же цветущем состоянии, как в день смерти Джона Гарстона. Эту важную тайну его отец скрывал в своей суровой груди, всюду носил ее с собой, как спартанский юноша носил лисицу, – без содроганий и стонов, замкнув свое горе в глубине сердца. Стоя дицом к лицу с разорением, Гердлстон хладнокровно и осторожно вел отчаянную борьбу, не упуская ни одного случая. Больше же всего он старался, чтобы слух о критическом положении фирмы не распространился по городу. Он твердо знал, что, если это случится, его уже ничто не спасет.

Фирма потерпела ряд неудач. Иные были известны всем, но иные знал лишь один Гердлстон. Первые он выдержал так весело, с таким стоицизмом, что еще больше укрепил престиж фирмы, но вторые были разорительнее, и перенести их было гораздо труднее.

Из Ливерпуля и Гамбурга он отправил отличные корабли, нагруженные ценным товаром, к западным берегам Африки, но конкуренция снизила цены, и он потерпел убыток. Береговые негры сделались опытнее, и теперь уже нельзя было получать прежние барыши. Прошли те времена, когда кремневое ружье или манчестерский ситец оценивалась на вес золотого песка или слоновой кости.

Но и другие несчастья обрушились на торговый дом. Заметив, что старые парусные суда слишком медлительны и неповоротливы для конкуренции с современными судами, Гердлстоны приобрели два первоклассных парохода – «Провидение», тысяча двести тонн, и «Вечернюю Звезду», немного меньших размеров. За первый они заплатили двадцать две тысячи фунтов, за второй – семнадцать тысяч. Мистер Гердлстон любил экономить на мелочах, и вот он решил эти суда не застраховывать. Если уж со старыми, никуда не годными парусниками ничего не случалось, то что же может случиться с двумя превосходными новыми клиперами? При их тоннаже и силе им не страшны опасности морской пучины. Но море, должно быть, подчинено духу, ненавидящему Гердлстонов. «Вечерняя Звезда», подходившая к берегам Англии в густом тумане, врезалась в «Провидение», только что вышедшее из Ливерпуля. «Провидение» раскололось надвое и потонуло вместе с капитаном и шестью матросами, а у «Вечерней Звезды» был поврежден нос, и она, едва не затонув по пути, с трудом дошла до Фолмута. В один день африканская фирма потеряла больше тридцати пяти тысяч фунтов.

Но, помимо торговли с Африкой, и другие неудачи пошатнули дела фирмы. Джон Гердлстон пустился в спекуляцию без ведома сына, и результат этого был самый плачевный. Корнваллийский свинцовый рудник, в акции которого он поместил большую сумму, вдруг истощился, и акции потеряли всякую стоимость.

Никакая фирма не могла бы вынести подобных неудач, и дела африканского торгового дома пошатнулись. Джон Гердлстон ничего не говорил об этом сыну. С него требовали денег, он платил и все откладывал день, когда должен будет дать отчет сыну. Он все надеялся, что из Африки придет какой-нибудь дорогой груз, и дела их снова поправятся.

Со дня на день ждал он известии о своих кораблях. Наконец, к нему в контору принесли телеграмму. На телеграмме был штемпель Мадейры, и старик с любопытством распечатал ее. Его агент, Хозе Альвесирас, извещал его, что рейс, на который он возлагал такие надежды, не принес никакой прибыли. Голова коммерсанта склонилась на стол, и он громко застонал.