- Послушайте, майор Клаттербек! - воскликнул Гердлстон голосом, дрожавшим от сдерживаемой ярости. - Вам стал известен важный коммерческий секрет. Так к чему все эти недомолвки? С какой целью вы явились сюда сегодня? Что вам нужно?
- Отлично! - сказал майор, словно про себя, и улыбнулся еще более дружеской улыбкой. - Это по-деловому. Вот в чем ваша сила - вас, коммерсантов. Вы прямо переходите к сути и уж от нее не отступаете. И сейчас когда я гляжу на вас, мне невольно вспоминается ваш сын. Те же самые умнейшие глаза, то же самое бодрое выражение, та же отчаянная беззаботность и суховатый юмор...
- Ответите вы на мой вопрос или нет? - свирепо перебил его Гердлстон.
- И та же вспыльчивость, - невозмутимо продолжал майор. - Я забыл, дорогой сэр, о чем вы меня спросили.
- Что вам нужно?
- Ах да, конечно! Что мне нужно? - задумчиво повторил старый солдат. Одни запросили бы больше, другие меньше. Кое-кто потребовал бы половину, но это значит перегнуть палку. Что вы скажете о тысяче фунтов? Да, мне кажется, мы можем остановиться на тысяче фунтов.
- Вам нужна тысяча фунтов?
- Черт побери, она была нужна мне всю мою жизнь! Разница в том, что теперь я ее получу.
- А за что?
- За молчание... за сохранение нейтралитета. Мы теперь все соучастники, и это будет честным разделением труда. Вы придумываете план, ваш сын его выполняет, я держу язык за зубами. Вы зарабатываете ваши десятки тысяч, я зарабатываю мою скромную тысчонку. И мы все получаем вознаграждение за наши труды.
- А если я не соглашусь?
- Но вы же согласитесь... Вы не можете не согласиться, - любезно возразил майор. - Черт побери, сэр, мы знакомы не так уж давно, но я слишком высокого о вас мнения, чтобы предположить, будто вы способны на подобную глупость. Если вы не согласитесь, ваша спекуляция лопнет. И это неизбежно. Мне будет крайне неприятно подвести под нее мину, но вам известно старинное присловье, что своя рубашка к телу ближе. И знания следует продавать там, где за них дадут больше всего.
Гердлстон погрузился в размышления, и его косматые брови совсем сошлись над беспокойными глазками.
- Вы сказали моему сыну, - произнес он наконец, - что принять участие в нашем предприятии вам не позволяет честь. Но вы считаете, что честь не является препятствием для того, чтобы с помощью сведений, вам доверенных, вымогать деньги?
- Дорогой сэр! - ответил майор, неодобрительно подняв ладонь. - Вы ставите меня перед крайне неприятной необходимостью изложить мою точку зрения прямо и без смягчений. Если бы я увидел человека, готового совершить убийство, я убил бы его, не моргнув и глазом. Если бы я увидел карманника, занятого своим ремеслом, я с удовольствием обчистил бы его карманы и счел бы это веселой шуткой. Ну, а это ваше дельце, скажем... э... несколько необычно, и если мой поступок также представляется вам несколько необычным, он все же извинителен. Нельзя бросать во всех камнями, мой милый, а потом удивляться, что и в вас кто-то бросил камень. Вы берете за горло торговцев алмазами, а я слегка прижимаю вас. Все честно и справедливо.
Коммерсант снова задумался.
- Предположим, мы согласимся купить ваше молчание за эту цену, сказал он затем. - Но какая у нас будет гарантия, что вы не потребуете еще денег или все-таки не выдадите нашу тайну?
- Честь солдата и джентльмена, - ответил майор, вставая и прижимая к груди два пальца правой руки.
По бледным губам Гердлстона пробежала злая ус мешка, но он промолчал.
- Мы в вашей власти, - сухо начал он несколько секунд спустя, - и нам приходится принять ваши условия. Вы сказали, пятьсот фунтов?
- Тысяча, - весело поправил майор.
- Это очень большие деньги.
- Весьма! - охотно согласился ветеран.
- Хорошо, вы их получите. Я сообщу вам, когда, - и Гердлстон встал, показывая, что разговор окончен.
Майор ничего не ответил, а только снова оскалил свои белые зубы и постучал по чековой книжке мистера Гердлстона серебряным набалдашником своей трости.
- Как? Сейчас?
- Да, сейчас.
Они посмотрели друг другу в глаза, после чего коммерсант снова сел, выписал чек и бросил его своему собеседнику. Тот внимательно его оглядел, достал из недр грудного кармана пухлый маленький бумажник, аккуратно уложил в него драгоценный листок, а затем тщательно засунул бумажник назад в карман. Покончив с этим, он неторопливо взял свою щегольскую шляпу с загнутыми полями и блестящие лайковые перчатки, весело кивнул коммерсанту, который в ответ только нахмурился, и величественной походкой вышел из кабинета. В конторе он пожал руку Тому, с которым познакомился за несколько месяцев до этого, предложил ему, во-первых, угостить его любым количеством шампанского, во-вторых, сыграть с ним на бильярде по любым ему угодным ставкам, а в-третьих, поставить за него десятку на Эмилию на Оукских скачках из расчета семь к четырем (все три предложения Том по очереди с благодарностью отверг) и с поклоном удалился, а его улыбки, воротнички и гетры надолго запечатлелись в памяти клерков, почтительно на него взиравших.