- Он уже готов, - ответил Фаринтош и вынул из кармана небольшой ключ. - Он точь-в-точь как настоящий и сейф откроет. Я снял отпечаток с настоящего, пока беседовал с Гердлстоном.
Рудокоп хрипло захохотал.
- Вот это ловко! - заявил он. - А как же мы доберемся до сейфа? Так ему и надо, сквалыге, если камушки достанутся нам. Пусть зарубит себе на носу, что с людьми вроде нас надо дело вести по-честному, хоть ты и жуликом родился. Я люблю, чтоб все было по-честному, и, черт подери, так оно и будет! - И в подкрепление столь достохвальных чувств он стукнул по столу тяжелым кулаком.
- Это не так просто, - задумчиво произнес Фаринтош. - Уходя, он всегда запирает дверь, а в окно не влезешь. На мой взгляд, мы можем сделать только одно. Его номер расположен немного в стороне от остальных. К нему ведет галерея футов двадцать в длину. Так вот мне и подумалось, что нам бы следовало навестить его как-нибудь вечерком, чтобы пожелать ему счастливого пути - ну, а если, пока мы будем там, он вдруг почему-нибудь свалится без чувств, мы могли бы спокойно уйти с камнями и скрыться, прежде чем он успеет поднять тревогу.
- А почему это он вдруг свалится без чувств? - спросил Уильямс, тощий юнец, с бледным, золотушным лицом, которое при последних словах священника позеленело от страха. Уильямс обладал всеми задатками гнусного и опасного преступника, кроме кровожадности, - он был шакалом, а не тигром.
- Почему он лишится чувств? - многозначительным тоном осведомился Фаринтош у Бурта.
Бурт снова весело ухмыльнулся в свою густую бороду.
- Это уж предоставь мне, приятель, - сказал он.
Уильямс перевел взгляд с одного на другого и стал еще больше походить на мертвеца.
- Я в этом не участвую, - пробормотал он, заикаясь. - За такое дело могут и вздернуть. А вдруг он не выживет?
- Как так не участвуешь? - проворчал рудокоп. - Да ты еще как участвуешь, трусливый ты сукин сын! И назад тебе ходу нет, ясно? Разве же мы позволим, чтобы ты испортил нам дельце, какого нам, может, и не подвернется больше никогда?
- Да ведь вы и без меня обойдетесь, - прошептал Уильямс, дрожа всем телом.
- Чтобы ты донес на нас, как только объявят награду? Нет, шалишь, приятель, назад тебе ходу нет! А если не хочешь нам посодействовать, так я сумею заткнуть тебе глотку.
- И подумай об алмазах! - вставил Фаринтош.
- Подумай о собственной шкуре, - добавил рудокоп.
- Ты сможешь вернуться в Англию богачом, если пойдешь с нами.
- А не пойдешь, так совсем туда не вернешься!
Они продолжали поочередно то прельщать Уильямса, то запугивать, пока он не сдался. Допив свой стакан и снова его наполнив, он наконец сказал:
- Я не боюсь. С чего это вы взяли, что я струсил? А вы его не сильно стукнете, мистер Бурт?
- Только так, чтобы он не сразу прочухался, - ответил рудокоп. Господи боже ты мой, да разве ж я его первого так? Но, правду сказать, алмазов на тридцать пять тысяч я за свои труды прежде ни разу не получал!
- А как же хозяин гостиницы и прислуга?
- Можешь не беспокоиться, - ответил Фаринтош. - Положись на меня. Если мы пойдем к нему спокойно и открыто и выйдем так же спокойно и открыто, так кто что заподозрит? А лошадей привяжем перед дверьми и ускачем сразу. Ну как, попробуем завтра вечером?
- Очень уж скоро, - дрожащим голосом пробормотал Уильямс.
- Чем скорее, тем лучше! - с ругательством оборвал его Бурт и добавил, устремив на молодого человека пристальный взгляд налитых кровью глаз: - И вот что, малый, только попробуй улизнуть, и я выдам тебе куда побольше, чем ему. Понял, а? - Он схватил бледную руку Уильямса и так ее сжал, что тот задергался от боли.
- Да я же с вами всей душой и сердцем! - воскликнул Уильямс. - Вы ведь с мистером Фаринтошем дурного не посоветуете, я знаю.
- В таком случае мы встречаемся здесь завтра, - сказал главарь. - К девяти все закончим, и у нас будет вся ночь, чтобы ускользнуть от погони. Я раздобуду хороших лошадей, и с нашей-то форой им нас никогда не догнать.
И вот, обсудив еще кое-какие подробности своего плана, достойная троица разошлась в разные стороны: Фаринтош направился в гостиницу "Центральная", чтобы отчитаться перед Эзрой, как он делал каждый вечер, а остальные двое - в поселки, где они подвизались в это время.
Только что описанное совещание произошло во вторник, в самом начале ноября. В субботу Эзра Гердлстон твердо решил завершить все свои дела и отправиться восвояси. Он стосковался по лондонским удовольствиям, и ему смертельно надоело унылое однообразие бесконечной южноафриканской степи. К тому же задача его была выполнена и благоразумие требовало, чтобы он покинул Кимберли до того, как старатели узнают, что стали жертвой бессовестного обмана. Вот почему Эзра начал складывать вещи и вообще готовиться к отъезду.