Читаем Торикаэбая моногатари, или Путаница полностью

Та, что играла на китайском кото, находилась чуть в глубине, она прилегла на бок, отодвинув инструмент и задумчиво смотрела на луну, ее глаза, лоб, голова, волосы имели вид благородный и обворожительный, и говорили о необыкновенно высоком происхождении. Сайсё внимательно рассмотрел ее, и остался доволен. Есть в мире женщины, на которых понимающему человеку приятно посмотреть! Вдруг он отвернулся и с презрением подумал: «Да ведь это же дочери принца Ёсино! Даже такие женщины, если они рождены и воспитаны вдали от света, не могут быть без изъяна!» Эти женщины больше не интересовали его, но, как ни странно, он все же продолжал внимательно наблюдать за ними. Ему показалось, что одна из них — старшая принцесса Ёсино — немного напоминает Распорядительницу женских покоев из Сияющего дворца, но та, хотя и была хороша собой, была несколько выше ростом, чем он представлял себе. Тогда он гладил ее, он не был разочарован, но на нее было бы приятнее смотреть, если бы она была поменьше. А эта такая хрупкая, будто бесплотная, она замечательно благородна и обольстительна. Сайсё почувствовал волнение, его прежняя влюбчивость, которая, казалось, бесследно исчезла, оставив ему только равнодушие, вдруг вернулась снова. Другая женщина — младшая принцесса Ёсино — склонившаяся к бива и любовавшаяся садом, была очень пухленькая, обаятельная и юная, она была прелестна. Обе женщины были замечательны во многих отношениях. «Среди тех дам, что мне довелось увидеть, Распорядительница, Ённокими и исчезнувшая неизвестно куда моя Дева Удзи — все они имели в своем роде неповторимую внешность, но эта… Пусть по прелести и изяшеству ей и не сравниться с Ённокими, по обаянию и благородству ей нет равных, а дама с бива никому не уступит в очаровании и юном изяществе».

Теперь Сайсё наблюдал за ними, позабыв про цель своего посещения, его намерения изменились. Луна всходила по совершенно безоблачному небу, и просветляющие сердце звуки не принадлежали, казалось, этому миру. Даже небесные феи, в давние времена спустившиеся на землю, привлеченные игрой на флейте некоего Тайсё,[23] верно, были бы зачарованы. Та, что играла на китайском кото, села и стала чуть слышно перебирать струны — бесподобные звуки. Не только звуки были неподражаемы и очистительны для сердца, сама манера ее игры была давным-давно забыта в нашей стране, и людей, которые могли бы так играть, уже не существовало. Удивительно, что она владела такими приемами.

Звуки лились в ночь, залитую светлой луной, Сайсё плакал. Чем можно взволновать сердце, которое и так полно беспредельным страданием! Сайсё захотелось увидеть ее поближе. Но ведь он пришел сюда, чтобы поговорить с Советником, а на такую деву все равно никогда не насмотришься. Впрочем, Сайсё не хотел никаких осложнений, не хотел, чтобы его посчитали за сластолюбца, и хотя у него была мысль подойти поближе, он понимал, что этого не стоит делать. Поэтому хотя его сердце и пылало, он, вопреки своему обыкновению, остался на месте. «Если это младшая сестра, ничего страшного не случится, даже если я и заговорю с ней, можно и поближе подойти, а не любоваться ею издалека. Однако не подобает проявлять такое любопытство в доме Советника. Что же мне делать?» — в сомнениях размышлял Сайсё.

Луна скрылась и женщина с китайским кото тоже ушла. Девушка с бива все смотрела в сад, с улыбкой беседуя о разных пустяках с той, что была с тринадцатиструнным кото. Они рассказывали друг другу о том, что им запомнилось: об их доме в горах Ёсино, о той поре, когда прекрасны цветы, красные листья клена и снег — словом, о тех пустяках, которые невольно всплывают в памяти. Сайсё мог бы бесконечно слушать их, но решил, что будет крайне неприятно, если его заметят, и он потихоньку ушел. Однако, как бы мало места ни оставалось в его сердце, «свою душу он оставил в ее рукаве…»

Сайсё весьма сожалел, что не дал понять младшей принцессе Ёсино, что видел ее, и теперь к тоске по Химэгими прибавилась тоска еще и по ней. Хотя он знал многих женщин, все они оставили его, уже долгое время свои дни и ночи он проводил в одиночестве, и потому он так досадовал, что не посмел приблизиться к этой женщине с бива, не поговорил с ней. Он вспоминал ее невинную красоту. «Если бы только подойти и поговорить с ней! Интересно, какие планы имеет на ее счет Советник?» Сайсё вновь полюбил, и это несколько успокоило его смятенное сердце. Вакагими же подумывалг «Что ж, может, пусть младшая принцесса Ёсино выйдет замуж за Сайсё? Это будет хорошо и для Химэгими. Хотя она и напускает на себя равнодушный вид, но на самом деле страшно переживает за своего сына. Если же этот брак не состоится, как она сможет узнать о нем?»

— 30 —

Перейти на страницу:

Все книги серии Японская классическая библиотека

Сарасина никки. Одинокая луна в Сарасина
Сарасина никки. Одинокая луна в Сарасина

Это личный дневник дочери аристократа и сановника Сугавара-но Такасуэ написанный ею без малого тысячу лет назад. В нем уместилось почти сорок лет жизни — привязанности и утраты, замужество и дети, придворная служба и паломничество в отдалённые храмы. Можно было бы сказать, что вся её жизнь проходит перед нами в этих мемуарах, но мы не знаем, когда умерла Дочь Такасуэ. Возможно, после окончания дневника (ей уже было за пятьдесят) она удалилась в тихую горную обитель и там окончила дни в молитве, уповая на милость будды Амиды, который на склоне лет явился ей в видении.Дневник «Сарасина никки» рисует образ робкой и нелюдимой мечтательницы, которая «влюблялась в обманы», представляла себя героиней романа, нередко грезила наяву, а сны хранила в памяти не менее бережно, чем впечатления реальной жизни. К счастью, этот одинокий голос не угас в веках, не затерялся в хоре, и по сей день звучит печально, искренне и чисто.

Дочь Сугавара-но Такасуэ , Никки Сарасина

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Шахнаме. Том 1
Шахнаме. Том 1

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» — героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской — современного Ирана и таджикской —  Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана. Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании. Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

Абулькасим Фирдоуси , Цецилия Бенциановна Бану

Древневосточная литература / Древние книги
У-Цзин: Семь военных канонов Древнего Китая (ЛП)
У-Цзин: Семь военных канонов Древнего Китая (ЛП)

«У-Цзин» является уникальным, если не единственным, учебником стратегического мышления, дошедшим до нас через тысячелетия беспрестанных конфликтов и войн, становления и гибели государств. Уроки боевых сражений и военных кампаний, вопросы тактики и стратегии, проблемы управления армией и государством и бесценный человеческий опыт изучались и передавались из поколения в поколение, пока не были собраны воедино и отредактированы при династии Сун, став не только азбукой военной мысли, но и материалом для императорских экзаменов на военную должность — на военную должность в обширной и могущественной империи, существовавшей к тому времени уже двенадцать веков.

Ральф Сойер , Роман Владимирович Котенко

Военное дело / Военная история / История / Древневосточная литература / Военное дело: прочее / Древние книги