Торикаэбая моногатари, или Путаница

Государыня зарыдала. Пока она была с детьми, появился государь — он подсматривал в щелку. Разговаривая с мальчиком, государыня сидела напротив него и плакала. Это показалось государю странным, он наблюдал за происходящим, не проронив ни звука. «Вот оно что! — услышанное навело государя на догадку. — Мальчик, выходит, — сын государыни. Я знаю, что Сайсё не расстается с ним, он никому не говорит, кто его мать, днем и ночью он утопает в реке слез. Похоже, я прав. Говорят, что давным-давно она сильно заболела, даже Принцессу навещать перестала, полгода жила затворницей, наверное, тогда это и случилось». Потом государь прикинул, сколько лет может быть мальчику, и понял, что все сходится. Годами государь, хоть и не показывал вида, переживал из-за того, что не знал, кто был с государыней до него, и теперь, когда ему все открылось, он испытал удовлетворение. «Ее отец все знал, но не позволил ей выйти за Сайсё. Я-то боялся, что это какой-нибудь дурачок, который и любить-то не умеет, но раз речь о Сайсё, то он мог стать хоть государем — настолько он совершенен. И обхождение, и манеры, и внешность у него непревзойденные, верно, и их любовь тоже была необыкновенной. Садайдзин, конечно же, мечтал, чтобы она заняла самое высокое положение, но Сайсё такой легкомысленный и ненадежный, истории вроде той, с дочерью Удайдзина, случались с ним нередко, а глубокого чувства он бежит, поэтому, видно, Садайдзин отверг его. Но, видно, и он, и она в глубине сердца беспокоятся друг о друге», — с болью подумал государь.

— 43 —

Государю хотелось бы узнать об этом деле по-больше. Как ни в чем ни бывало он вошел к государыне. Государыня незаметно смахнула слезы и встала с постели.

— Я никогда не обращал внимания, что этот мальчик, который приходит играть с нашими детьми, так на них похож. Тебе, должно быть, кажется странным, что я до сих пор этого не заметил. Твой брат и Сайсё — уже высшие сановники и я думал, что таких красавцев, какими они были в свое время, больше не сыщется, но у них много детей, и они не уступают отцам. Мир движется к концу, но замечательные люди, кажется, не переводятся. Этот мальчик и сын твоего брата, которого воспитала его жена, похоже — особенно замечательные. Странно только, что никто не знает их матерей. Что до сына твоего брата, то поговаривают, что его мать — Государыня-инокиня. Может быть, и так, по виду он самых благородных кровей, да и обаяние его… Полагаю, я прав. А вот о другом никто даже не шепчется. Может кто-то и знает, но мне отчего-то никто не говорит, — сказал государь, хитро улыбаясь.

«Что, если государь видел меня с мальчиком, подумал, что это как-то странно и заподозрил неладное», — расстроилась государыня. Она сказала:

— Не знаю. Что до сына моего брата, все может быть, но ваши слова обидны для Государыни-инокини. Может, это все-таки кто-то другой? Я находилась рядом с Принцессой неотлучно, как могло случиться, что мне об этом неизвестно?

— Что ж, все так и говорят, что только ты можешь знать правду. Ладно, ничья репутация от этого не пострадала, ну и хорошо. А раз так, можешь считать, что я тоже ни о чем не догадываюсь. А о матери другого мальчика тебе что-нибудь известно? Мне хотелось бы это знать, — сказал государь.

Поскольку государыне ответить было нечего, она покрылась краской и отвернулась. Как прекрасна она была! Согрешила ли она, оступилась ли — не имеет значения: никакой вины не остается на ней — стоит лишь увидеть, как она красива. За то время, что они были вместе, государь полюбил ее по-настоящему. Что бы там ни случилось в ее прошлом, государь с годами любил ее все сильнее. Отчего же теперь любить ее меньше? Они легли отдыхать рядом друг с другом.

— 44 —

Сын Сайсё, находясь под впечатлением разговора с государыней, отправился домой. Он был очень взволнован. По секрету он сказал своей кормилице:

— Я тут видел одну женщину, думаю, что это моя мать. Она сказала мне: «Только не говори отцу», — так что и ты молчи, — мальчик растрогался, его глаза были полны слез.

Кормилица была удивлена, взволнована и опечалена.

— Как это может быть? Где же она? Откуда ты знаешь, что это она? Как она выглядит? — спрашивала кормилица.

— Она очень молодая и красивая, она даже немного красивее и благороднее, чем моя нынешняя мать. Она не сказала мне, что она — моя мать, она сказала только: «Знай, твоя мать жива», — и при этом сильно плакала, — произнес мальчик, он был очень взволнован, но где он видел ее, не выдал.

Кормилица забеспокоилась.

— Твой отец и во сне и наяву так грустит и печалится о ней, уж очень хочется дать ему знать, что она жива. Отчего она скрывается? Как ты ее встретил?

— Она велела ничего не говорить отцу. Когда я увижу ее снова, спрошу разрешения, и если она позволит, тогда скажу. А пока молчи, — строго произнес он, и кормилица увидела, что это уже не ребенок, а очень красивый и разумный юноша.

— 45 —