Обзор этих положений и отрывков из руководства Эймерико, которые послужили исходным материалом для Торквемады, вместе с некоторыми комментариями Франческо Пеньи[83] позволяет составить определенное представление о юриспруденции Святой палаты и о необычайной личности, вдохновлявшей ее и управлявшей ею, – личности одновременно искусной и наивной, скрытной и открытой, святой и дьявольской, ни с кем не сравнимой – даже в жестокости, которая по извращенной логике считалась милосердием и служила (как он провозглашал и чему верил сам) благим целям. Торквемада насаждал жестокость из любви к человечеству, чтобы спасти его от вечного проклятия: оплакивая, с одной стороны, брошенного в костер несчастного еретика, с другой – торжествовал при мысли, что сожжением одного пораженного чумой ереси спасает, возможно, сотни от этой заразы и от искупления греха еретического в пламени пекла.
Некоторые поспешно делают вывод о лицемерии кодекса священников. Да, имело место и лицемерие, и проявлений его было множество, ибо подобная система является поистине рассадником притворства. Тем не менее, сама система не была лицемерной. Она была искренней – ужасно, трагически и пылко искренней самой безнадежной, нестерпимой и бесповоротной искренностью – искренностью фанатика, не знающего чувства меры и искажающего человеческие представления до такой степени, что человек со спокойной совестью полагает коварство, обман и вероломство вполне позволительными в отношении своих сограждан, если сочтет это своим долгом.
Источником зла была доктрина спасения избранных, которой придерживались неукоснительно и искренне. Торквемада, как и всякий другой инквизитор, мог подписаться под словами, которые вдохновенный поэт вложил в уста Филиппа II:
И он произнес бы эти слова со спокойствием и твердым убеждением, что провозглашает непреложную истину, которой следует во исполнение своего долга перед людьми и Богом. Всему содеянному Торквемада мог найти предписания в Библии. Было ли сожжение надлежащей смертью для еретиков? Ответ на этот вопрос он находил, как мы увидим, в устах самого Христа. Должна ли конфисковываться собственность еретиков? Эймерико и Парамо указывают на изгнание Адама и Евы из Эдема как на следствие их непослушания – первой из всех ересей – и спрашивают вас, разве не было это конфискацией? Надлежит ли носить позорящее одеяние обвиненным в малейшей ереси или тем, кто раскаялся? Парамо ответит на это, что Адам и Ева облачились в шкуры после своего падения, и сделает вывод, что это – соответствующий прецедент для позорящего санбенито.
И так далее: Моисей, Давид, Иоанн Креститель и сам милосердный Спаситель, оказывается, представляют доводы, выгодные инквизиторам, доводы, которые ошеломляют вас своей неуклюжестью и абсурдностью. Вы перестаете удивляться тому, что перевод Библии запрещен, хотя это и препятствует ее изучению. Если те, кто изучал теологию, могут интерпретировать ее столь экстравагантно, до чего могут дойти необученные?
Но давайте приступим к рассмотрению кодекса Торквемады.