Торлон. Трилогия

— И нет и да. Я считаю, что на самом деле они гораздо ближе друг к другу, чем шеважа, которых изначально объединял только цвет волос. Ведь когда-то они были частью нас, говорили на нашем языке, сражались с общими врагами плечом к плечу с вабонами. В один прекрасный день шеважа были грубо вытолкнуты из наших рядов, уединились в лесах и замкнулись в себе. Таких же, как она, никто и никогда не выталкивал. И теперь уже вряд ли вытолкнет. Хотя стоило бы заняться именно этим, а не гоняться по Пограничью за одичавшими изгоями, поступками которых, как это жутко ни прозвучит, также управляют посланцы Квалу. Смотрите на меня каким угодно взглядом, моя дорогая. Мне не привыкать. Да, я вас не вижу, но прекрасно чувствую, о чем вы думаете. Однако дело все в том, что «посланцами Квалу» я называю вовсе не какую-то определенную семью предателей или хитростью проникший в наши ряды чужой народ. Это не народ, — ткнул Ривалин в застывшую на стене сову-Йедду. — Это — болезнь. Порок, передающийся по материнской линии. Именно поэтому он проникает всюду и разрушает изнутри. Вам доводилось видеть главного писаря Скелли, который сейчас занят как раз тем, что готовит письменные доказательства их превосходства? Нет? Тогда посмотрите еще раз на нашего радушного хозяина Кадмона и представьте, каким он будет зим эдак через пятьдесят. Теперь вы понимаете меня?

Орелия забрала из чаши последний орех. От захлестнувших ее новостей кружилась голова. Хотелось на воздух. К тому же на помост, которым служил большой обеденный стол, взобрались приглашенные ради такого случая музыканты — струнодеры, стукачи да подпевалы, — и гости один за другим стали пускаться в пляс. Слуги пооткрывали окна, однако дышать приходилось затхлым воздухом поедаемой снеди и разгоряченных тел. Эфен’мот был в самом разгаре.

— Что мне делать, вита Ривалин? Я никогда ничего не боялась в жизни. Но сейчас мне страшно…

— Страх — не совсем то, что я хотел бы в вас зародить. Нельзя бояться. Наш страх питает Квалу и ее посланцев. Мы должны быть выше страха. С нами наши герои. Они всегда были с нами и указывали нам путь. Тот же Дули вовсе не спасался бегством от шеважа, когда отправился на Мертвое болото, как нам всем рассказывали в детстве. А Адан отнюдь не сгинул в бурунах Бехемы, когда решил переправиться на другой берег.

— Нет? Но тогда…

— Сам Ворден узнал правду незадолго до своей гибели. Так что тебе тем более простительно многого не знать. Но если ты будешь разговаривать с теми, кто не боится думать, и будешь думать сама, тебе постепенно откроется много замечательного. Кому выгодно внушать простым вабонам — которые, кстати, если ты еще не забыла, зовутся полностью михт’вабоны, — так вот, кому выгодно внушать нам, что Бехема непреодолима, что вокруг нас нет никого, кроме наших заклятых врагов — шеважа, что мы зажаты между Бехемой и Пограничьем, точнее, Мертвым болотом на веки вечные? Дули в какой-то момент осознал, что его роду грозит вырождение, и решил спасать свое семя, покинув замок, где остались обе его жены, и отправившись на дальний край Пограничья.

— Вы сказали «обе жены» специально? — переспросила Орелия. — Все знают про одну — Рианнон.

— Вторая жена тоже известна. Правда, как его сестра.

— Лиадран?!

— Могу поклясться, что одна из них была похожа на уже знакомую тебе сову. Хотя и не скажу, какая именно. Если верно, что от брака Дули и Рианнон берет начало род Ракли, Хейзита и ваш, то ответ очевиден. Дули же ничего этого знать наверняка не мог, а потому оставил обеих.

— И погиб?

— Скорее всего. В отличие от своего предка Адана, который покорил Бехему из любознательности. А если и погиб, то по пути обратно. Теперь его пример должен вдохновить вас и тех, кого я уже назвал.

— Как бы мне убедить их выслушать меня? И как самой быть убедительной? Вы совершенно отказываетесь мне помочь, вита Ривалин?

— А я разве не помогаю? Вы только что узнали то, на что у меня ушла целая жизнь. По-вашему, это не помощь?

— Вы — поразительный человек! Но вы бросаете меня в самый нужный момент.

— Самый нужный момент, боюсь, еще не наступил, моя дорогая. А вот когда он наступит, тогда и посмотрим. Я не прощаюсь.

И с этими словами он скрылся в толпе пляшущих гостей. Орелия осталась одна.

Ненадолго.

— Надеюсь, вы не откажетесь составить мне пару? — осведомился тот, чьим вниманием она совсем недавно так страстно хотела завладеть. — Танцор из меня никудышный, и тем не менее…

— Бириней, отведите меня к Локлану, — оборвала его на полуслове Орелия, предвидя какую-нибудь глупую шутку на предмет слепоты ее предыдущего «партнера». — Он пришел?

— А вы настолько были увлечены своим одиночеством, что не заметили главного?