Торнатрас

– Пойми, Лео, – сказала она, – снять рекламный ролик для телевидения – это серьезно. Даже если это реклама игрушек. Это не то что сходить к другу в гости, где можно бегать по ковру на четвереньках и дурачиться, как захочешь. Нужно делать только то, что говорит режиссер, повторять один и тот же жест по нескольку раз. И нельзя сказать: «Все, я больше не могу, я устал». Это очень утомительно, поверь. От софитов в студии ужасно жарко. Под гримом чешется кожа, а почесаться нельзя. Ты уверен, что этого хочешь?

Но Лео не дал себя отговорить. Отчим и Тамара Казе внушили ему, что это огромная удача: он был отобран из многих детей и обязательно станет знаменитым – даже учительницы в школе будут просить у него автограф. Все заработанные деньги он положит в банк и сможет воспользоваться ими, когда станет совершеннолетним. А сейчас получит в свое распоряжение все игрушки, которые будет показывать.

– Жаль, что ты уже старовата и не можешь рекламировать игрушки для девочек, – сказал он сестре.

– Да, старовата. – Тамара Казе окинула Коломбу критическим взглядом. – Но будь она даже помладше, с такими волосами ее на телевидение все равно бы не взяли.

И чего она лезет в чужие дела? Когда мы вернулись после каникул, сразу устроила тарарам из-за моей новой прически и с того дня продолжает меня мучить. Почему-то ей втемяшилось, что, прежде чем подстричься, я должна была обязательно посоветоваться с ней. А она убеждена, что девочкам из порядочных и благополучных семей нужно носить косы.

Как же это меня бесит! Я уже не маленькая девочка – мне, между прочим, двенадцать лет. Да и кого интересует ее мнение? Уж точно не меня. В МОИ консультантки она не нанималась. И кто там обо мне что подумает, мне совершенно наплевать.

Хотела бы я посмотреть на эти игрушки – на них будет ярлык «выбор сына Эвелины Тоскани». Ланч говорит, лучше бы на них было написано, что они НЕ сделаны голодающими детьми из стран третьего мира.

Но даже если их делали в Европе, папе не понравилось бы, что Лео рекламирует дорогие и ненужные вещи. Ведь многие семьи – как мы, когда жили в Генуе, – не могут себе их позволить. А если покупают, как еще недавно мама в телелотерее, то отказывают себе в самом необходимом или залезают в долги.

Глава шестая

Джакузи в школе совсем разнуздались. Даже преподавателям, которые осмеливались иметь не такое мнение, как у Валерио Каррады, приходилось несладко.

Как-то преподаватель ИЗО стал рассказывать, что импрессионизм начался с увлечения африканским искусством, и привел в пример таких художников, как Пикассо, Матисс, Карра, Модильяни…

– Африканское искусство? – тут же перебил его Витторио Кортези. – Восхищение? Вы серьезно считаете эти наскальные каракули и бесформенные деревяшки искусством?

– Обезьяны в зоопарке и те способны на большее, – подключилась Сабрина Лодато.

– Не говорите глупости, – сказал преподаватель. – Как раз тогда, в самом начале века, немецкие археологи вели раскопки в Ифе, священном городе йоруба, и нашли такие шедевры искусства, что, глядя на них, едва не прослезились.

– Могу себе представить! – съязвила Джулия Серраванти. – Не иначе как Джоконду или Венеру Милосскую.

– А что вы думаете? Они заняли почетное место в Лувре рядом с шедеврами Леонардо и художников античности, – ответил преподаватель. Потом открыл принесенный из библиотеки каталог выставки. – Послушайте, что пишут искусствоведы: «Эти удивительные нигерийские художники, в чьих шедеврах соединились гармония, достоинство и сдержанная сила, в совершенстве владеют выразительными средствами».

– Если эти произведения действительно прекрасны, то их создали не они. Небось украли из какого-нибудь музея. Эти черные только и смотрят, где бы чего украсть! – вставил Витторио Кортези. – Приезжают в грузовиках с двойным дном и все у нас тырят.