Торнатрас

– Эвелина, хочу сообщить тебе, что в этом доме мы будем счастливы, очень счастливы, – громко, не боясь разбудить спавшего на руках Лео, сказал папа и переступил порог.

Он сказал правду, потому что до самого кораблекрушения мы действительно были очень счастливы.

Теперь мы уходили из нашего дома как предатели. Чужие люди придут и побелят стены, в которых папа просверлил дырки для книжных полок. Закрасят дверной косяк, на котором папа, возвращаясь из круиза, отмечал карандашом, как выросли я и Лео.

– Стоило только оставить вас на пять минут, как вы сразу вымахали, – говорил он смеясь.

– No llores, Паломита[1], не плачь, – сказал Араселио, сжав мою руку.

Тетя Мити объяснила мне однажды, что когда он волнуется, то забывает итальянский – на котором и так-то говорит плохо – и переходит на испанский.

Вспомнив, что ему самому пришлось покинуть свой дом совсем без вещей и уехать в чужую страну, где он никого не знал, я постаралась взять себя в руки.

Ехать от Генуи до Милана не так уж долго. А за разговорами время проходит совсем быстро. Лео был в полном восторге от испанско-итальянской тарабарщины Араселио.

– Тетя Мити, а ты хочешь с ним пожениться? – спросил он у нее, когда они въезжали на шоссе.

– Я-то хочешь, чичо. Это она не хочешь. Говорит, хватит два мужчины-адвокаты. Говорит, не хотети уходить от сестра.

– Жалко. Я бы хотел называть тебя дядей.

– Ну и называй, чико. Твоя тетя – mi novia.

Лео рассмеялся:

– Новая? Какая она новая? Она – старая.

– Ну что ты, Леон! Novia на моем языке значить «невеста».

«Сейчас этот гаденыш скажет ему: «Невеста? Старше тебя?» или что-нибудь в этом роде», – с тревогой подумала Коломба.

И прежде чем брат успел открыть рот, выпалила первое, что пришло в голову:

– Араселио, а кто теперь наши соседи? Ты их знаешь?

– No todos, algunos[2]. Дом очень большой. Пять этажей. Без elevador, без лифт то есть. Наверх – ходити ногами.

– А сколько там всего квартир?

– Жди, я считать: восемь ваших – четыре на primero[3] и четыре на segundo этаж. Потом одна квартира очень-очень огромная на terzero этаж, где только кончался большие работы отделка. Джакузи с гидромассаж и сауна, зал для танцы для тысяча гостей и сейф, где я могу помещаться внутри с моя novia – твоя тетя. Много богатый, кто придет там жить.

– Там еще никого нет? – заинтересовался Лео.

– Там они имеют офис. Рабочие говорят, владельщик хотети покупать и делати ремонт все другие квартирас в этот дом.

– Нашу мы не продадим, – заявила Коломба. – Вам стоило таких трудов ее отремонтировать и обставить. И семь остальных тоже. Граф Райнольди хотел, чтобы они были нашими. Ты не знаешь, кто в них живет?

– Ваши жильцы. Они – pobre, бедные, но очень добрые, честные, трудящие. Твоя tia[4], mi novia, говорит, она считать: деньги от семь квартирас – много и можете жить хорошо. Еще один владельщик, el segnor Петрарка, живет на деньги от его шесть квартирас и два магазинос в подвальный этаж. Он художник – работать много, а зарабатывать мало.

– А что он делает?

– Рисует, пишет pinturas[5]. Вообще работать не очень много. Он старый, и у него большой, огромный живот. У него есть секретарь, который тоже готовит еда, – немного странный – и una ni~na, маленькая девочка, не знаю – дочка или внучка. Ну почти как ты, Паломита.

– Я не маленькая! – возразила Коломба.

– Тебе еще нужна мама, синьорита. И этой девочке с пятый этаж нужна мама. Но мамы там нет, нет синьоры Петрарки.

– А другие дети там есть? – спросил Лео.

– Конечно есть! – ответил Араселио. – Очень много. Бегают, кричают на лестница и во двор. Думаю, больше сто.

– Больше ста? Ты уверен? – засмеялась Коломба. – Пять этажей и больше ста детей? Что у них там, крольчатник, в доме тридцать пять на виа Джиневра?