Торнсайдские хроники

   Выяснить, что произошло, оказалось не так уж трудно; безотказный в таких случаях способ был Кентону хорошо известен. Перехватив одного из слуг, Алисдейр продемонстрировал ему золотой (мелочиться в данном случае было бы неразумно) и отправил за подробной информацией. Услышанное мягко говоря его не порадовало. Оказывается, Абигайль нанесла Рейвену серьёзную рану, изуродовав таким образом лицо, а тот приказал посадить её в тюрьму и через три дня сжечь на костре. Уже был отправлен приказ приготовить всё для казни.

   Отпустив слугу, Кентон в очередной раз выместил собственную ярость на несчастном кусте, но на сей раз мысли его быстро закрутились в нужном направлении. Есть только один человек, который может остановить Рейвена. До Фолкрейда два дня пути. В его же распоряжении всего три дня. Для того, чтобы успеть, надо добраться до места всего за сутки... Значит, он успеет.

   Меня протащили по полутёмному коридору и ввели в небольшое подвальное помещение, в котором находилось всего две, зато просторные, камеры, одна напротив другой. В одной сидели женщины, в другой - мужчины, и там, там человек по двенадцать-пятнадцать. Один из телохранителей что-то коротко сказал стражнику, и тот, звеня ключами, принялся открывать одну из длинных решётчатых дверей. Разумеется, дверь в ту камеру, где содержались мужчины.

   - Эй, придурок! Ты перепутал! - прокричала стражнику рыжеволосая женщина лет тридцати, стоявшая возле прутьев.

   - Никто ничего не перепутал, - возразил тот. На придурка он не отреагировал. Похоже, он вообще чувствовал себя в данной ситуации не слишком комфортно. - Куда приказано, туда и распределяем.

   - Он что, совсем умом тронулся?! - воскликнула ещё одна женщина, постарше, вставшая рядом с рыжеволосой.

   Остальные их сокамерницы тоже поспешили приблизиться к решётке.

   - Ничего я не тронулся, - немного обиженно пробурчал стражник, отперев, наконец, дверь.

   - Да кому ты нужен! - отозвались в ответ. - Рейвен тронулся!

   - Потише, ты! - прикрикнул на неё один из державших меня телохранителей. - Не то будешь наказана по всей строгости!

   - А то сейчас мы тут все прохлаждаемся! - зло рассмеялась она в ответ.

   Между тем меня затолкнули в камеру и заперли снаружи дверь. На меня уставилась добрая дюжина пар мужских глаз. Женщины из камеры напротив тоже молча следили за происходящим. Я отступила к боковой стене и остановилась возле неё, безуспешно кутаясь в разорвавшийся по дороге плащ и затравленно глядя на замерших сокамерников исподлобья.

   Затем один из них, крупный мужчина, высокий и широкий в плечах, медленно направился ко мне, прямо на ходу снимая с себя куртку. Я вжалась спиной в стену и молча следила злым взглядом за тем, как он приблизился и остановился буквально в одном шаге от меня. Смущённо потупившись, мужчина неловко протянул свою куртку мне.

   - Вот, возьмите.

   - Спасибо.

   Не играя в стеснение, я повязала вокруг себя плащ наподобие юбки, а сверху надела куртку. Конечно, она оказалась мне безбожно велика, но не в моём положении было привередничать.

   - О! Госпожа Аткинсон! - радостно завопил, выбираясь из группы сокамерников, здоровый небритый громила. - Вы меня помните? Вы ещё давали мне автограф!

   - Ну, как же, - пробормотала я. Ага, такое, пожалуй, забудешь. - Если не ошибаюсь, Томми Костолом?

   - Он самый! - Громила совершенно платонически приобнял меня, как старого друга, и обернулся к остальным. - Значит, так, вот это - Абигайль Аткинсон, самая талантливая газетчица королевства. Кто её обидит, будет иметь дело лично со мной. Это всем понятно?

   - Слушай, ты, не думай, что ты здесь самый умный, - произнёс знакомый нахальный голос, и из толпы узников мне навстречу выбрался Люк.

   - Ты-то что здесь делаешь?! - изумлённо воскликнула я, в свою очередь обнимая газетчика. - Я думала, КПЗ - это твой потолок!

   - Перешёл на новый уровень, - гордо ответил приятель. - Не все же, как ты, одним прыжком добираются до таких высот!

   - Ты хотел сказать "низов", - поправила я.

   - Не будем вдаваться в детали.

   Обстановка потихоньку разрядилась; люди в обеих камерах начали переговариваться друг с другом, а я получила возможность получше изучить своих сокамерников. Многих из них я знала в лицо; по поводу некоторых меня просветил Люк. Из реальных преступников помимо Томми здесь был всего один человек, посаженный за ограбление со взломом. Все остальные оказались примерно такими же преступниками, как мы с Люком, то есть горожанами, сказавшими или услышавшими что-то не то, оказавшимися неугодными кому-то не тому (но не в достаточной степени, чтобы угодить в места более отдалённые), либо просто не пожелавшие проявить должного почтения к "правильным" людям.