Торпеда для фюрера

— Инженера Бреннера нет, — поторопился развернуть его кавторанг Верховицкий восвояси. — На берегу остался.

— Как остался?.. — всплеснул руками Юлдашев. — Опять?!

С одной стороны, не могло быть, чтобы ведущий инженер «секретки» — секретного участка завода — не участвовал в испытаниях собственного детища, «изделия». С другой… В конце августа, сразу после выхода малоизвестного указа [2], Павел Григорьевич уже раз не дошёл до трапа «Синопа» — старорежимного монитора, приспособленного под испытания новых «изделий». На полпути его перехватила характерно угрюмая пара в фуражках с васильковым околышем. Пара из Особого отдела «Гидроприбора», — крайне зловредные товарищи, как с точки зрения Юлдашева, так, пожалуй, и со всех прочих. Но тогда дирекции завода товарища Бреннера удалось отстоять как ведущего специалиста.

— Займитесь, наконец, своими прямыми обязанностями… — раздражённо посоветовал кавторанг.

Но, глянув на постную мину тибетского монаха, которая прописалась на лице волжского татарина, смилостивился и пояснил:

— На НП твой Павел Григорьевич. Наблюдает… — пояснил капитан 2-го ранга ещё раз, хотя вроде как на таком объекте, как «НП», ничего другого и делать нельзя было.

— А… — облегчённо протянул татарин, но с места не сдвинулся: стал озираться, кому бы ещё предложить свою фирменную «болтушку», незаслуженно почитаемую им как замечательное лечебное средство по части гастроэнтерологии.

Следующим по юлдашевскому ранжиру мог быть только Лёвка Хмуров.

Ничего, что вслед за главным инженером «секретки» Юлдашев величал и праздновал, ну и прикармливал по мере возможности, простого воентехника. Лёвка Хмур того стоил. И это было не только его личным мнением.

Собственно, дипломированным инженером воентехник Хмуров по прозванию Левша не был. Как-то не сложилось то ли с институтом в нужное время, то ли с самим этим временем (пять войн и три революции — шутка ли?), а потом уже и не до того было. И среднее специальное образование успел он получить едва-едва, почти что экстерном, что, в общем-то, в «оборонке» никак не праздновалось, но допускалось иногда.

На Руси таких мастеров со времён сказочных называли «Левша». Должно быть, с такой легендарной прозорливостью и назвали его родители Лёвкой. То ли Лев, то ли Лаврентий — этого он уже и сам не помнил, поскольку было давно, в 1891-м. Но Левша из него вышел прямо-таки по Лескову, фольклорный. Искусности необычайной. Привезут из Питера или, как по-новому, Ленинграда какой-нибудь мудрёный эпроновский прибор, который там, или на жутко засекреченном номерном заводе, может быть, и работал исправно, вытворял, чего следует, — а тут, в цеху «Гидроприбора», наотрез упирался. Высококвалифицированные, в синих халатах, руками разводят. Зовут тогда Лёву Хмурова, не инженера, но пайка ради «специалиста минно-торпедных средств». И он точно, как в том анекдоте, с зубилом и «божьей матерью» вмиг… Ну, во всяком случае, в разумные сроки приводит мудрёную хреновину в чувство. Где надо — мигает, чего надо — жужжит да переключает исправно.

В этот раз вроде бы и не звали Лёву «спецы», более того, пожалуй что и не подпустили б к «изделию» перед самым пуском. Но нашёл кок первой статьи Левшу именно там, где и предполагал найти — у бакового торпедного аппарата в позе глубокой сосредоточенности. В случае Хмурова это значило — в ракообразной позе, при которой он чем-то железно поскрипывал и постукивал в голове семиметровой «сигары» с бронзовым гребным винтом в кольце хвостового оперения.

— Лёвка, слушай, болтушка есть, Пал Григорьичу хотел… — начал, было, Юлдашев, постучавшись в тощий зад, потерявшийся в мешковатых матросских штанах.

— Сгинь, уважаемый… — гулко прозвучало откуда-то с другой стороны. — Не до тебя, ей-богу. До точки запуска пять минут ходу…

И тут не повезло заботливому коку. Он тяжко вздохнул и посмотрел на далёкий НП. Да что там увидишь! Еле фигуры опознать можно. Тем более, не услышишь. И, конечно же, не поймёшь, что там на уме у всеми нелюбимого комиссара Овсянникова.

А понял бы — так ещё меньше симпатии бы к особисту почувствовал.

«Правда, и на нашей улице бывает праздник, — молча кривился в тот момент начальник Особого отдела «Гидроприбора», комиссар госбезопасности Овсянников. — Только сделай шаг вправо-влево. Случайную, будто бы, осечку, аварию, срыв сроков. Чтобы вражья твоя образина наружу проявилась, ведь враг же, враг. Даже по этой самой образине видно».

Особист на товарища Бреннера давно, как говорится, точил зуб.

Удивительного в этом немного. Публику такого рода всегда раздражала, да что там, бесила, определённая независимость всяческих спецучастков, секретных цехов, где народ будто и не в Стране Советов живёт и чхать хотел на власть или на представителей важнейших органов Родины-матери. Пройдёт такой очкарик мимо, аж зубы сводит… Втоптать бы в лагерную пыль, заглотать живьём да отрыгнуть — а оно ещё и здоровается через раз, потому как вша эта кальсонная, видишь ли, особо ценная, мозги у неё, мать её этак, из особого теста замешаны. Дать бы по этим мозгам с носка сапога…