Торпедой - пли!

— Он где-то в Исландии на ящик виски разжился. Так теперь, как напьется, выбегает на палубу и с наградного тэтэшника начинает по чайкам или тюленям палить. Тут уж и вовсе ему лучше на глаза не показываться. Главное — это переждать, а потом он спать валится, и тут уж ничем его не поднять. Сегодня утром какая пальба была, а ему хоть бы что! Даже не проснулся. Наш капитан будто бы слышал, что его отец к самому Берия без стука входит. Может, врут, а может, и правда. Он как только к нам на борт в Одессе ступил, так такую бумагу предъявил, что мама не горюй! Там такие подписи были! Скорей бы уж домой в Советский Союз добраться, может, тогда он исчезнет. Видно, что мучается с нами. Он качку не переносит. Когда штормит, так наши хоть позлорадствовать могут. Он как тряпка половая, с койки встать не может. Мы из Одессы вышли еще в мае прошлого года. Должны были где-то в Африке нефть брать. И уже в море узнали, что война началась. Дорогу домой нам сразу закрыли. Вот и ходим уже год, куда пошлют. Три месяца в Англии простояли, до этого в Америку ходили, мазут возили. Как в Архангельск придем, я сразу газет наберу, может, что про Одессу прочитаю. Все думаю — как там мои?

— Я тебе уже сказал: у них все хорошо. Жена тебе сына растит.

— Анатолий Михайлович, откуда ты это можешь знать?

— Сказал же — знаю. Может, я провидец. Потом сам узнаешь и меня вспомнишь. Твоя задача — себя сберечь для сына.

Звонко пробили склянки.

— Что это? — поднял голову Долгов.

— Сигнал — команде пить чай! — Рябинин удивленно посмотрел на старпома. — А у вас на корабле разве так не было?

— Да было, было! Что ты меня все на словах ловишь? Забыл уже!

Не касаясь больше темы Федорова, они спустились под верхнюю палубу на камбуз. Здесь за длинными деревянными столами сидела большая часть команды. Кок раздавал алюминиевые кружки с горячим чаем. Матросы подходили, брали и отходили, усаживаясь на свободные места. Среди мужского многоголосья слышались и женские голоса. Долгов остановился на пороге, привыкая к тусклому освещению камбуза. Рябинин на правах хозяина громко произнес, чтобы услышали остальные.

— Проходите, Анатолий Михайлович.

— Да, присаживайтесь, товарищ, — поддакнул кто-то из-за стола. — Девчата отличные коржи испекли. Сейчас попробуете. Американцы, наверное, получше кормили?

Старпом присел на освободившееся место и обвел взглядом изучающие его лица.

— Спасибо. От коржей не откажусь. А что американцы? У них одни гамбургеры. Сплошной холестерин.

— Что у них?

Матросы удивленно переглянулись. Долгов еще раз чертыхнулся. Не сморозил ли он очередную глупость? Были в это время гамбургеры? Или еще не известно здесь никому слово «холестерин»?

— Да в общем, ерунда одна! Как наешься, так только живот растет, а здоровья нет.

— А!.. — по камбузу прокатился смех. — Ну от наших коржей живот не вырастет. Мы их на маргарине делаем.

Долгова упорно сверлила мысль об особисте, и он, не сдержавшись, будто нехотя спросил:

— А что Федорова не позовете? Тоже, наверное, от коржей не отказался бы?

Гул голосов мгновенно стих. Матросы переглянулись, и уже знакомый старпому по замечанию об оке партии немолодой моряк заметил:

— Да куда уж московскому орлу за один стол с этакими поросятами, как мы. Он в каюте чай пьет.

— Боится, что отравите? — пошутил Долгов.

Команда промолчала, все уставились в собственные кружки.

— Анатолий Михайлович, — прошептал ему на ухо Рябинин, — вы поосторожней. А то ведь дойдет до Федорова, неприятностей не оберетесь.

— Ничего, Вася, я как-нибудь за себя постою. Мне уже так интересно стало, что это за зверь ваш особист, что не терпится посмотреть. Пойду, наверное, сейчас его разбужу.

— Что вы, что вы! — испугался Рябинин. — Пусть спит. Давайте я вас лучше по нашему судну еще повожу. Вы еще в машинном отделении не были.

Старпом допил чай, поблагодарил кока и, поднявшись из-за стола, громко сказал:

— Пойду, посмотрю на вашего страшного особиста! А то уже столько наслушался, а еще ни разу не видел!

На выходе из камбуза он на секунду задержался и успел услышать, как кто-то за спиной прошептал:

— Побыл у американцев, и смотри, что с человеком стало — совсем страх потерял.

Долгов улыбнулся и вышел на верхнюю палубу. Море по-прежнему было тихим и гладким. Кое-где проплывали редкие льдины и мусор с впереди идущих транспортов.

«Эх, не знаете вы еще, что есть такая наука — экология! — подумал старпом. — В двухтысячном вам бы уже штраф под нос воткнули».

Солнце теперь переместилось в корму и тускло светило, склонившись к горизонту. Долгов внимательно посмотрел на небо. Рано еще. Налет должен быть вечером. Он оглянулся назад, чтобы узнать у Рябинина, который час, и столкнулся взглядом с пристально его изучающим, совсем еще молодым и румяным особистом. Федоров стоял в дверях капитанской каюты и, выкатив глаза, не мигая, смотрел на Долгова.

«Ну вот и увиделись, — подумал старпом. — А то все особист да особист. А ты значит, вот какой, северный олень! И не страшный совсем. Сказал бы, что совсем еще даже желторотый».