Торжество Ваала

Скука страшная, круглое одиночество, читать нечего, — кроме трепанных учебников, книг и газет никаких. Что делается в Божьем мире, — ничего не знаешь, и вести о том получить не от кого, даже слова сказать не с кем, кроме как со своею хозяйкой бобылкой. Во всей ближайшей округе нет человека, с которым можно бы было поговорить по-человечески, мыслью своею поделиться, душу свою облегчить.

Явился к ней как-то, по окончании утренних занятий в школе, местный урядник, из бабьегонских мещан, случившийся проездом в Пропойске. — Здравствуйте! — говорит ей и пытливо оглядывается вокруг по верхам, углам и полкам, точно бы осматривает, или ищет чего-то.

— Здравствуйте, — отвечает она ему. — Что прикажете?

— А вот, собственно, зашел к вам посмотреть, как это у вас тово… чем вы займаетесь, и продчее…

А сам все продолжает осматриваться.

— Мои занятия известны, учу в школе.

— Так-с; одначе ж, я должон подзирать за вами.

— То есть, как это подзирать? зачем? — в недоумении оглядела его Тамара.

— А затем, что… известно, как насчет припаганды и прокламациев.

— Я этим не занимаюсь, — улыбнулась она. — Вы напрасно так думаете.

— Мало ли что!.. Хоша и не займаетесь, а все же я моту у вас и обыск сделать.

— Если вам это нужно, — пожалуйста, я не имею ничего против.

— То-то вот, сами знаете, какие ноне времена.

— Совершенно понимаю, и потому нисколько не буду на вас в претензии. Мои вещи все налицо, вот они. Только, ведь… по закону, кажется, при этом свидетели нужны?

Урядник, вместо ответа на последний вопрос, преспокойно уселся на лавку и, не торопясь достал из кармана пачку папирос и спички.

— Папироску позволите выкурить?

— Курите.

Выкурил молча одну, — зажигает другую. Тамара ждет, что будет дальше, — ничего, сидит и курит.

— Послушайте, однако, — решилась, наконец, она заметить. — Если вам нужно сделать обыск, так делайте; а то ведь, согласитесь, это… довольно стеснительно.

Тот молчит и курит, сосредоточенно пыхтя и глядя на тлеющий пепел папироски. Так прошло с минуту. Он ни гу-гу, и она ни слова, только вопросительно глядит на него во все глаза, с возрастающим недоумением.

— Послушайте, что же вам надо, наконец? Чего вы здесь сидите?

— Я-то?.. А для подозрительности. Ведь сказано вам, подзирать должон я.

— И долго это будет продолжаться?

— Сколъки потребуетцы, — это уж начальство знает.

— Но в чем же я виновата? За что все это, объясните, пожалуйста?..

— Не могим знать, — про то начальство знает.

— Да что ж это, послал вас кто сюда, что ли?

— Это уж не ваше дело.

Тамара, как пойманный в клетку зверек, начинает нервно ходить по комнате, похрустывая от внутренней ажитации пальцами потираемых рук.

Прошло минут с десять. Урядник стал, наконец, кряхтеть и поеживаться.

— Чтой-то, сиверко ноне как, — заговорил он наконец. — Индо нутро все прозябло… Вот, кабы рюмочку кто поднес — спасибо сказал бы.

Тамара остановилась на секунду, поглядела на него с удивлением, но не сказала ничего и опять заходила по комнате.

— Хозяюшка!., а, хозяюшка! — обратился он к выглядывавшей из-за двери бабе-бобылке. — Слышь-ка, нет ли у тебя рюмашки?., ась?

— Чево-о? — отозвалась та, — каку те, сударь, рюмашку?

— Очистительной, значит, нутро всполоснуть.

— Что-и ты, Христос с тобой! — совестливо попеняла она ему — мы дома не держим, да нам и непошто. — Мы не пьющия.

— А послать бы малость… нетто нельзя?.. Сороковушечку? Ась?

— И, батюшка, где мне взять!.. Я человек не капитальный, мое дело бобылье, — где уж!..

— А может, госпожа вот, — подмигнул он на Тамару, — не соблаговолит ли начальству на сороковку пожертвовать?.. Поднесли бы, право… не согрешили бы.

— Вы хотите выпить? — спросила его прямо Тамара.

— Ежели милость ваша будет, оно точно-что… желательно бы.

— Извольте, я вам дам, — согласилась она, — но с тем, чтобы вы сейчас же ушли отсюда и больше не возвращались. На таком условии угодно?

— Покорнейше благодарим, — любезно ухмыльнулся урядник, — чувствительно-с!.. И мы завсягды к вам, ежели что такое, со всем нашим уважением, — будьте, значит, покойны-с.

— Хорошо, но только скажите мне откровенно, кто и зачем послал вас ко мне?

— Секрет-с, не могу выразить, — полусмущенно улыбаясь, потупил взоры урядник.

— Однако?.. Я никому не скажу, но мне бы хотелось знать, кому я обязана таким вниманием? и за что собственно?

— Начальство-с… Бумажка, значит, такая, секретная, получена у нас в становой фатере, от начальства вашего, от инспекции, что подзирать, значит, за вами, насчет благонадежности-с.