Торжество Ваала

— Видите, какая неразвитость, видите!? — укоризненно заметил вполголоса Агрономский Тамаре и с сокрушенным вздохом покачал головой. — ' Так, по-вашему, птицы? — повернулся он к мальчику. — Так-то так; пожалуй, и птицы, да понимать это, голубчик, надо иносказательно, наизнанку, то есть. Вот, я вас назвал сейчас голубчиком. Что такое «голубчик?» — Уменьшительное и ласкательное от слова «голубь», не так ли?.. Ну, разумеется, так!.. Но разве, на самом-то деле, вы голубь? — Нет, вы мальчик, то есть человек, а голубь — птица. Значит, назвал я вас голубчиком иносказательно, — понимаете?.. Ну, так вот точно то же и в этой побаске: говорится про коршуна и сокола, а понимать надо людей. Какие же это будут люди, сокол и коршун? подумайте-ка, да и скажите.

— Нехорошие люди, хищники, разбойники злые, — ответили некоторые мальчики.

— Верно! Правильно, друзья мои!.. Отлично!.. Молодцы! — приходя в восторг, расхваливал их Агрономский. — Ну, а из каких будут эти хищные люди, не домекнетесь ли?

Мальчики, видимо, стали в тупик и призадумались.

— Просто нехорошие люди… всякие, которые ежели злые, — высказался, наконец, один из бойких.

— Всякие?.. Ну, нет, дружок мой, в том-то и дело, что не всякие, далеко не всякие! Тут вон прямо говорится: «с князьями дружбу водил, благородным я соколом слыл», — благородным, понимаете ли, — выразительно подчеркнул Агрономский. — благородным. А кто такие «благородные»? Кого мы обыкновенно «благородными» называем? Например? Кто скажет?

— Например, вас называем, — брякнул ему спроста тот же мальчик.

Агрономский точно бы поперхнулся от такой неожиданности и вскочил, как ошпаренный.

— Меня?.. Как меня: Почему меня? — озадаченно заговорил он, весь. покраснев, как рак, и перебегая растерянно-сконфуженными взглядами с мальчика на Тамару, с Тамары на мальчика, на его соседей и на весь остальной класс, точно бы пытая от всех себе ответа. — Почему меня?.. Почему ты думаешь так?.. Разве я благородный в подобном смысле? Кто сказал тебе это? Кто? — пристал он к мальчику в несколько уже раздраженном тоне, позабыв даже говорить ему «вы», и готовый раздражиться сию минуту еще более.

Мальчик совсем растерялся и молчал.

— Может, кто ответит за него? — обратился попечитель к остальному классу. — Отвечайте, братцы, смело, не робея! Робеть тут нечего. Почему вы считаете, что я из таких же благородных, как и этот сокол?

— Потому, как вы барин, помещик тоже будете, — ответил, наконец, один из наиболее бойких мальчуганов, Петр Чалых.

— Да, я помещик, положим, — согласился, приходя в себя Агрономский, — но я не такой помещик, как те; я крепостными не владел и отцов ваших не драл на конюшие, а я просто только землю купил себе, имение… Поэтому я даже и не помещик, а землевладелец, — это громадная разница… Помещики — это те, которые крепостными владели, дворяне… Понимаете ли, дворяне… Ну, так кого же мы обыкновенно «благородными» называем?

— Господ называем, помещиков, дворян, ежели которые крепостными владели, — отчеканил ему с его же слов все тот же Петр Чалых.

— Вот!.. Вот оно! — воскликнул, напуская на себя восторг, Агрономский. — Помещиков называем!.. Именно, дворян-помещиков, бар!.. Ай-да мальчик! — умилился он. — Ай-да умница! Золотая головушка!.. Дайте, дорогой мой, я вас поцелую за это!.. И позвольте поощрить вас за прекрасный, обдуманный ответ.

И он обеими руками притянул к себе через стол голову мальчика и облобызал его в лоб, а затем порылся у себя в кармане и достал оттуда медный трешник.

— На-те вам, голубчик, на прянички, на гостинцы, — полакомьтесь себе на здоровье.

Мальчик взял деньги и хотел было по простоте поцеловать, в знак благодарности, руку Агрономского, но тот быстро и негодующе отдернул ее, точно бы с испугу.

— Что это вы?!.. Руку?.. Зачем?.. Никогда!.. Это стыдно! Это позор! Это безнравственно! — заговорил он благородно-возмущенным тоном, никогда ни у кого не целуйте руки, даже у отца родного! Это унижает ваше человеческое достоинство, это остатки гнусного крепостного рабства. Никогда и ни у кого, — слышите ли!?

И он на минуту замолк, бессильно опустив утомленную голову на руку и тем показывая вид, будто ему необходимо, после такой потрясающей сцены, успокоить свое возмущенное чувство и привести в порядок сбитые со стройного пути мысли.

Удивленная Тамара, молча, во все глаза глядела на всю эту ходульную проделку попечителя, не зная еще, взаправду ли ему дурно, или он только так притворяется, рисовки ради. Она уже хотела было предложить ему стул и стакан воды, но тут Агрономский, как бы очнувшись от своего напускного полузабытья, глубоко и томно вздохнул, проводя по глазам и по лбу ладонью. Он сделал вид, будто вовсе не замечает удивленного взгляда учительницы и, собравшись с духом, снова обратился к ученикам.