Торжество жизни

Но что же должен чувствовать обыкновенный рядовой врач у постели спасенного им больного? Человек победил смерть!

И вот перед Степаном Роговым во всей своей величественности начала раскрываться борьба за жизнь человека.

Русский ученый Ивановский открыл грозные в своей невидимости ультравирусы, а харьковский микробиолог Ценковский создал вакцину против страшной сибирской язвы. Манассеин и Полотебнов обнаружили потрясающие лечебные свойства зеленой плесени, а советский ученый Жуков-Вережников победил чуму "моровую язву", опустошавшую ранее целые государства... Микррбиологи всегда на переднем крае. Чтобы остановить, предупредить страшную эпидемию, русские и советские врачи не раз рисковали своей жизнью.

Степан Рогов теперь уже начал жалеть, что не читал книг, которые ему приносил майор Кривцов. Повесть о Мечникове раскрыла юноше одну из ярчайших страниц истории борьбы за жизнь. И именно в эти дни, переживая вместе с великим ученым его достижения и неудачи, увлекаясь дерзновенной мечтой использовать для лечения вражду микробов, Степан понял, что хочет стать микробиологом.

Лечить без боли! Лечить без ножа - что может быть интереснее и благороднее?

Как много неожиданного, нового встретил Степан в популярных брошюрах! Какая сложность иной раз скрывалась в самом простом, и как просто зачастую решались вопросы, казавшиеся неразрешимыми! И предстояло разобраться во всем!

Степан вспоминал строки из книги профессора Брауна:

"...микробы - вечны. Они таковы, какими их создала природа в начале своего творческого пути, когда..."

...Продолжение фразы забылось. Дальше следовало "адэкватных первичному" или что-то такое же расплывчатое, запутанное, воспринимавшееся ранее Степаном как глубочайшая премудрость. Теперь за всей этой словесной шелухой проступала одна вполне определенная мысль профессора Брауна: можно из неорганических веществ создать новых микробов, изменить же природу микроорганизма нельзя никоим образом.

- Но ведь это неправильно! - восклицал Степан. - Ведь вот же черным по белому написано: "...Советский ученый М. Я. Гайский впервые в мировой науке блестяще решил задачу изменения природы болезнетворного вируса при помощи изменения условий внешней среды. Он создал живую противотуляремийную вирус-вакцину. Труд М. Я. Гайского удостоен Сталинской премии".

Но если профессор Браун не знал об этой противотуляремийной вакцине, - он должен был знать о БЦЖ - противотуберкулезной вакцине. Она была создана еще в 1919 году. Если для Степана новость, что, создавая эту вакцину, ученые Кальметт и Герен на протяжении тринадцати лет выращивали микробы туберкулеза на не благоприятной для микроорганизмов питательной среде - картофеле с примесью бычьей желчи, то профессор Браун должен был все это знать! Безусловно, он и знал это, однако развивал свою, совершенно иную теорию... Антивирус, основанный на этой теории, оказался чепухой, значит и теория Брауна никому не нужна.

Истина рождалась медленно, мучительно. И если бы не майор Кривцов и не доцент Петренко, посеявшие первые сомнения, если бы не брошюры и не главврач больницы, который помог в них разобраться, Степан вряд ли выкарабкался бы из этой путаницы вопросов.

Пусть и теперь еще очень много непонятного, зато ясно главное: путь, по которому шел профессор Браун, - ложный. Нужно искать иной, правильный путь.

Степан выслушал доцента Великопольского совершенно спокойно.

Бред сумасшедшего профессора? Да, иначе и нельзя назвать идею Макса Брауна.

Великопольский протянул Степану листок с брауновскими формулами.

- На память!

Нет, такая память ему не нужна. Степан медленно, тщательно разорвал на мельчайшие кусочки листок желтоватой бумаги, который еще совсем недавно казался ему дороже собственной жизни.

Великопольского Степан слушал неохотно. Доцент говорил ласково, даже несколько смущенно, словно оправдываясь. Это было излишним. Разве он виноват в том, что профессор Браун обманул все ожидания?

Степану хотелось посмотреть лаборатории, но он не решился просить об этом Великопольского. Лучше обратиться к доценту Петренко. Но оказалось, что секретарь партбюро уехал в длительную командировку.

Уходя из института, Степан не чувствовал горечи. Наоборот, ему казалось, что он вскоре будет работать в этих лабораториях.

Будущее стало вполне определенным: Степан решил ехать в Алексеевку, в родной колхоз "Красная звезда", поработать там лето, а осенью вернуться в город, поступить лаборантом в какую-нибудь лабораторию и, как советовал доцент Петренко, записаться в вечернюю школу.

Степан представил себя учеником вечерней школы. Ему припомнилась парта в алексеевской семилетке - удобная, чуть-чуть пахнущая свежей краской. Мысли сразу перешли к друзьям - в Алексеевке остались хорошие, верные друзья... Не узнают его, пожалуй. То-то будет радости!

Степан явственно представил, как стоит он на высоком мостике комбайна, держит в руках штурвал, а навстречу широкой волной наплывает густая, высокая пшеница. Степь пахнет медовой кашкой, сочной, напоенной солнцем землей, бензиновым перегаром...