Торжище брака

Когда она снова опустилась на колени у кровати, то заметила большую перемену, происшедшую в состоянии больного. Глубокое спокойствие и тихая покорность сменили беспокойство и нравственные страдания, мучившие его прежде. С невыразимой любовью Ардатов смотрел на свою дорогую дочь, дрожащие губы которой шептали слова утешения, мира и надежды на лучшую жизнь, призывая милосердие Божье на того, кто готовился предстать перед Всевышним Творцом и отдать отчет в своих делах. Под влиянием этого взгляда, полного признательности и любви, Тамара почувствовала, как какое-то странное спокойствие овладело ее измученной душой. Пламенная молитва молодой девушки, уничтожая всякую мысль о земном, согревала и укрепляла страждущую душу умирающего, которая в страхе стояла на мрачном рубеже невидимого мира.

Вдруг молодая девушка вздрогнула. Умирающий с необыкновенной силой приподнялся и сел на кровати. Широко открытые глаза его были устремлены в пространство, а здоровая рука потянулась к кому-то невидимому.

— Свангильда!.. Отец!.. Вы зовете меня!.. О! Благодарю… иду!.. — пробормотал он, опрокидываясь на подушки, причем лицо его приняло радостное выражение.

Молча и дрожа всем телом, смотрела на него Тамара, думая, что все кончено, но в эту минуту отец открыл глаза и слабо пожал ей руку.

— Будь благословенна, дорогое дитя мое, за твою самоотверженную любовь, и пусть Господь, Отец всех сирот, укрепит и поддержит тебя!.. Я же надеюсь на милосердие Божье, вестниками которого явились моя дорогая жена и мой отец, а теперь — больной осенил себя крестным знамением — да будет воля Твоя, Боже мой!.. В руки Твои предаю дух мой…

Последние слова, как тихое веяние ветра, слетели с посиневших губ Ардатова. Дрожь пробежала по всему его телу, члены сразу как-то выпрямились и… все было кончено!

Страшно бледная, чуть дыша, Тамара продолжала стоять на коленях, все еще сжимая в своих руках руку умершего. Она не плакала, члены сковало какое-то тяжелое оцепенение. Вдруг глаза ее закрылись, а голова тяжело упала на край кровати: молодая девушка потеряла сознание.

Было около семи часов утра, и весь дом еще стоял погруженный в мертвое молчание. Один Иван, протирая сонные глаза, лениво ставил в кухне самовар, когда к подъезду быстро подкатилась карета адмирала. Сильно удивленный таким необыкновенным явлением, лакей бросился открывать двери и на вопрос: «Что с барином?» ответил, что, вероятно, он спит, так как барышня еще никого не звала. Несмотря на видимое беспокойство, Сергей Иванович не решился прямо с улицы войти к больному, в комнате которого царило глубокое молчание. Странный случай привел адмирала в такой ранний час. Было только половина шестого утра — как он в этом впоследствии убедился — когда он почувствовал, что чья-то холодная рука прикоснулась к лицу, и быстро вскочил с кровати. При слабом свете ночника он увидел, что у кровати стоит какой-то человек, и с крайним удивлением узнал в нем своего друга Ардатова. Последний пристально посмотрел на него и, сделав прощальный знак рукой, исчез.

Адмирал окликнул его, затем зажег свечку и стал искать, но комната была пуста, и ничто не нарушало тишины. И как мог еле двигавшийся больной попасть ночью в город? Сергей Иванович был здоровый и прозаический человек, никогда на своем веку не видевший ничего сверхъестественного. Но в данном случае он не мог сомневаться, что видел тень, и им овладело убеждение, что его друг умер или лежит в агонии. Быстро одевшись, он приказал запрягать и во весь карьер прискакал к Ардатовым, чтобы узнать, что там такое случилось.

Пока он старался согреться в гостиной, к нему присоединилась Шарлотта, вне себя от отчаяния, что так долго проспала. Потом оба поспешно прошли в комнату больного. Догоравшая свеча и лампада, теплившаяся перед иконами, слабо освещали молчаливую и неподвижную группу: на подушках мертвенно-бледное лицо Ардатова, а у кровати лишившуюся чувств Тамару. Шарлотта с глухим криком закрыла лицо руками. Адмирал набожно перекрестился, и на глазах его показались слезы. Итак, друг его окончил свою страдальческую жизнь! В последний час он был не одинок: чистое и великодушное сердце, полное самоотверженной любви, укрепляло и поддерживало его во время агонии!

Бормоча слова молитвы, Сергей Иванович подошел к Тамаре, которую перенес при помощи экономки в соседнюю комнату, где она скоро пришла в себя.

— Бедное дитя мое! Как я упрекаю себя, что оставил тебя одну в такую ужасную минуту! — сказал адмирал, целуя в лоб молодую девушку.

С горькими рыданиями прижалась Тамара головой к груди своего крестного отца. Тот не удерживал ее и дал свободно выплакаться.

— Плачь, дорогая моя! — говорил он. — Твои слезы законны; но плачь без горечи, так как ты честно выполнила свой тяжелый долг, и благословение покойного поддержит тебя в жизни.

Когда молодая девушка несколько успокоилась, адмирал рассказал ей о своем видении, побудившем его так рано приехать к ним. Потом он посоветовал ей хорошенько отдохнуть и ни о чем не заботиться, так как он желает принять на себя все расходы и хлопоты по погребению.