Торжище брака

Барон был занят со своим поверенным по делам, а потому Тамара приняла князя в своем будуаре. Обменявшись приветственными фразами, она предложила ему сесть у камина, где весело пылал огонь.

Мрачный, как осенняя ночь, Флуреско занял указанное ему место и устремил пристальный взгляд на молодую женщину, которая, удобно откинувшись в кресле, играла с маленькой собачкой. Восстановилось долгое молчание.

— Я сейчас уеду от вас, — произнес внезапно князь. — Я очень нездоров, как вы можете судить по моему виду, — прибавил он с тайным раздражением.

— Душой или телом? — спокойно спросила баронесса. — Но что же скажет Нина? Ведь она рассчитывает застать вас здесь.

Взглянув на него с улыбкой, она прибавила:

— Зачем вы так мучаетесь, князь? Положите конец своим страхам. Я почти уверена, что вам стоит протянуть руку, чтобы получить счастье.

Мрачные и усталые глаза Флуреско со странным выражением остановились на спокойном лице собеседницы. Облокотившись на ручку кресла, он сказал после минутного молчания:

— А если вы не угадали моего беспокойства? Если я вовсе не люблю Нину Александровну, как вы это предполагаете?

Под влиянием этого жесткого и сверкающего взгляда Тамара почувствовала какую-то неловкость, но, быстро поборов эту слабость, она хладнокровно ответила:

— Вы открыто ищете руки Нины, что ясно подтверждает мое предположение. Я вас считаю слишком порядочным человеком, чтобы вы решились жениться на женщине, которую не любите даже настолько, чтобы скрывать свое равнодушие к ней перед другими.

Князь прошелся по будуару. Затем, остановившись перед молодой женщиной, он скрестил на груди руки и сказал дрожащим голосом:

— К чему, Тамара Николаевна, вы сегодня предполагаете то, чего прежде не признавали — моего благородства? Вы так много слыхали о моих пороках, которыми я имею столько причин гордиться, но никто не говорил вам о моих добродетелях. Зачем же, после этого, я буду притворяться, выказывая деликатность чувств, допускаемую вами во мне только из приличия? В данном случае нет и речи о любви. Нина Александровна хочет сделаться княгиней, а поэтому и покупает себе мужа, которого я и продаю в своей особе. Таким путем она получает доступ в большой свет, где ей так хочется блистать.

Тамара покраснела. Итак, значит, Арсений Борисович передал ему ее слова, сказанные в день свадьбы! Молодая женщина молча опустила глаза. Отрицать их она не хотела, а извиняться — значило обвинять себя. Князь горько улыбнулся.

— Видите, баронесса, я прав! Вы беспощадно осудили меня! Иногда бывает очень полезно, чтобы прекрасный ротик отрезвил человека, чересчур занятого своей особой, и назвал бы вещи своими именами. Этот способ, конечно, очень тяжелый и дает следующий в высшей степени неприятный результат: когда человек готов совершить низость по расчету, то ничтожные остатки божественной искры в его душе возмущаются и протестуют. На этот раз, несмотря на всю вашу проницательность, баронесса, вы ошиблись. Не боязнь отказа делает меня нервным и больным!

В первый раз Тамара взглянула на Флуреско с интересом и тайным сочувствием. В его голосе слышалась какая-то особенная нота, тотчас же убедившая ее, что этот молодой и еще красивый человек, несмотря на видимые следы рассеянной жизни, мог бы сделаться совсем другим, если бы распущенность нравов не коснулась его на самом пороге жизни и не бросила бы в объятия женщин, для которых порок сделался насущной потребностью. Они постепенно развращали юношу и уничтожили в его душе все добрые побуждения, уважение к добродетели и любовь к труду. Если бы чистая и самоотверженная любовь добродетельной женщины поддержала бы и руководила этой юной душой, ей, возможно, стали бы доступны благородные движения, и Флуреско никогда не узнал бы этой пустоты, этой скуки, этого ненасытного стремления к наслаждению, побуждающего теперь искать руки нелюбимой женщины, чтобы только достать золота и еще наслаждаться и наслаждаться!

Благодаря прирожденной впечатлительности все волновавшие ее мысли отразились на выразительном лице, и под влиянием нервного возбуждения князь ясно читал их.

— Все, что вы сейчас думали, баронесса, — сказал он, — совершенно справедливо. Только вы, конечно, поймете, что Нине Александровне именно и недостает необходимых качеств, чтобы удержать на краю пропасти человека распущенного, привыкшего к безделью и пустой светской жизни. Для совершения такого чуда нужна не обыкновенная женщина, а чистый ангел, столь же мужественный в добре, как я в зле.