Тощие ножки и не только

Кстати о жареной индейке. Где бы ни остановились наши путешественники, досужие обыватели неизменно интересовались; «Что вы продаете?», или «Кто ваш спонсор?», или «Какую фирму вы представляете?», или «Нас будут снимать для ТВ?» Все это было печально слышать, но народ просто отказывался верить, что гигантская индейка на колесах – отнюдь не рекламный трюк.

– Им этого никогда не понять, – жаловался Бумер. – У людей в голове не укладывается, что, оказывается, можно что-то делать не ради денег. Что иногда берешься за дело лишь потому, что интересно узнать, что из этого выйдет, потому что у тебя такое подспудное чувство, что из этого наверняка что-нибудь да получится.

Эллен Черри посмотрела на мужа взглядом, в котором читалось нечто очень похожее на восхищение. То есть она посмотрела на него с неким вновь приобретенным оптимизмом. Возможно, это толстокожее существо все-таки способно понять искусство.

* * *

Вперед! Марш! Колонной по одному, в ногу – раз, два, три, четыре (пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать – поскольку у каждого имелось по три пары ног!), шевеля чувствительными усиками на манер параллельных нитей лампочек Сальвадора Дали, отряд черных муравьев (пульсирующая артерия блюзовой мелодии, улетный кайф муравьеда) приближался к текущему(и) Жестянке Бобов примерно так же, как когда-то к Иерусалиму приближались вооруженные до зубов колонны неприятеля.

Цепляясь за каменистые холмы острыми крючьями, как физическими, так и умозрительными, Иерусалим мог лишь стоять и сопротивляться. В отличие от него Жестянка Бобов – то проковыляв ярд в одну сторону, то прокатившись ярд в другую, имел(а) возможность избежать встречи с муравьиным полчищем. Вот в чем слабое место бюрократа – размышлял(а) он(а) с довольной ухмылкой. Они не в состоянии нанести удар по движущейся цели.

Муравьи были облачены в черное, как и те люди внутри церкви, что, надо сказать, не укрылось от Жестянки Бобов. Более того, ему(ей) даже сделалось от этого немного не по себе, однако он(а) нашел(ла) в себе мужество пошутить:

– Не кажется ли вам, что эти муравьи уж слишком чопорны? – спросил(а) он(а) у ближайшего кирпича. – Ведь даже Уильям Бакли, и тот не нацепил бы смокинг, отправляясь на пикник.

Ну а поскольку кирпич был наделен чувством юмора в той же мере, что и муравьи, кирпич одарил Жестянку Бобов равнодушным взглядом, отчего наш(а) герой (иня) предпочел(ла) откатиться на ярд влево. Надо сказать, что эти его(ее) маневры почти не помешали ему(ей) следить за церемонией похорон.

Подобно усопшей матери итальянского семейства, обреченной варить макароны даже для чертей в аду, супруга священника вытягивала из старого, страдающего одышкой органа нити потусторонних спагетти. Борясь с искушением подбросить к ним пару-тройку адских огненных фрикаделек, священник сплетал мишурную гирлянду из бромидов утешения и скорби, которую затем возложил на головы пришедших проститься с телом. И пока, сотрясаемые рыданиями, эти головы подскакивали, как поплавки в излюбленном омуте, он то и дело вплетал такие слова, как «героизм», «самопожертвование» и «вечная память». Затем изуродованный скелет (в глубине костей мечтавший о хорошем рок-н-ролле) вынесли на церковное кладбище, накрыли его американским флагом и выпалили в воздух несколько залпов (словно облака были повинны в том, что парнишка погиб). И пока одинокий горн ранил весеннее утро звуками куда более скорбными, нежели грохот полуночного товарняка, фоб опустили под слой дерна во чрево матери-земли, чтобы со временем он превратился в топливо для реактивных двигателей будущего, которое Вайомингу еще даже не снилось.

Воспринимая в деталях происходящее и одновременно ища спасения от наступающей муравьиной орды, Жестянка Бобов терзался(ась) вопросом, почему человеческие существа словно специально настраивают себя на мучительные переживания и скорбь – ведь большей части их терзаний можно было избежать, причем для этого понадобился бы минимум изобретательности. Почти того не понимая (поскольку не имел(а) возможности познакомиться с тайным смыслом танца Саломеи), Жестянка Бобов тем не менее верно узрел(а) покрывало политических иллюзий – и нежелание человечества выглянуть из-за него хотя бы одним глазом – как истинную причину имевшего место этим утром печального события.