Тошнит от колец

Но их спаситель молчал. Как бы не замечая их присутствия, он замер, как дерево и только сипел: «Га, га, га», а его зрачки сжимались и разжимались, как нервничающие зонтики. Его колени подломились, и он рухнул в траву, закутавшись в спутанные волосы. Изо рта показалась пена, он визжал:

– Боже мой, снимите их с меня! Они везде зеленые! Арг! Орг! Боже мой. Боже мой. Боже мой. Боже мой. Боже мой!

Он истерически хлопал себя по туловищу и волосам.

Фрито удивленно заморгал, схватил Кольцо, но не надел его. Спэм, наклонившись над распростертой развалиной, улыбнулся и протянул руку.

– Позвольте откланяться, не скажете ли вы, как нам…

– О, нет, нет, нет! Посмотрите на них! Они – всюду! Уберите их от меня!

– Кого убрать? – вежливо спросил Мокси.

– Их! – завизжал незнакомец, указывая на свою голову.

Затем он вскочил на свои мозолистые ноги и побежал прямо к дереву-душителю и, наклонив голову, нанес ему ужасный удар и растянулся бездыханным на глазах у изумленных болотников.

Фрито наполнил свою шляпу чистой водой из протекавшего рядом ручья и подошел к нему. Распростертое оцепеневшее тело открыло мраморные глаза и испустило еще один пронзительный вопль:

– Нет-нет, только не воду! Фрито испуганно отскочил, а тощее создание, шатаясь, поднялось на четвереньки.

– И вше-таки шпашибо, парни, – сказал незнакомец. – Это на меня вшегда так дейштвует шпешка. – Протянув грязную руку, этот странно говорящий незнакомец оскалился в беззубой улыбке. – Тим Бензедрин к вашим ушлугам.

Фрито и остальные церемонно представились, все еще обеспокоенно поглядывая на целующее растение, протягивающее к ним свои тычинки.

– Оу-вау, не бешпокойтешь. Он прошто дуется на нас. Котята, вы что, первый раз здешь?

Фрито, стараясь не проболтаться, рассказал ему, что они идут в Крохотуль, но заблудились.

– Вы не могли бы подсказать нам, как отсюда выбраться?

– Оу-вау, конечно, – рассмеялся Тим. – Это нешложно. Но давайте шперва зашкочим ко мне на хату. Я ваш познакомлю с моей кадрой. Ее звать Гашберри. Болотники согласились, потому что их запасы картофельного салата иссякли. Собрав свои пожитки, они с любопытством последовали за Бензедрином, выписывающим сумасшедшие зигзаги. Иногда он останавливался поболтать с каким – нибудь валуном или похожим на Тима деревом, пока болотники, запыхавшись, нагоняли его. Бесцельно бродя меж грозных деревьев, они слушали веселое кваканье, несшееся из глотки Тима Бензедрина:

О, стройная, как мчащаяся чудачка!
Раскинутый в пространстве кайфующий ходок
О, кашемозглая дева, чей разум распадается
с каждой пилюлей, что я ей даю!
О, светлая, безмозглая голова!
Ты друг жуков и птиц!
О, тощий дух, чьи ногти острей вязальных спиц!
О, спутанные локоны, раскрашенное тело!
Зрачки, как солнце, греют!
О, дева цветов, что не купается и даже ноги не бреет!
О, размягченный разум, бродящий по велению луны!
О, как я роюсь в тебе, Гашберри от носа до тонких бус!

Спустя несколько минут, они вышли на поляну. Там стояла убогая лачуга, по форме напоминающая калошу. Из маленькой трубы валил дым.

– Оу-вау, – пискнул Тим. – Она дома! Вслед за Тимом компания приблизилась к несимпатичной избушке. Яркий белый свет мерцал в единственном окошке под крышей. Когда они переступили через порог, забросанный пустыми сигаретными пачками, сломанными трубками и перегоревшими мозговыми клетками, Тим крикнул:

Я привел четверых, чтобы их совратить,
Так что самое время теперь закурить.
Из дымных глубин ответил голос:
Радуйся, ликуй и дозу прими,
Хихикай, давись или лучше реви!

Сперва Фрито ничего не мог разглядеть среди переливающихся всеми цветами радуги обоев и стробических свечей, кроме кучи тряпья на грязных половиках. Но вот куча снова заговорила:

Сюда иди, трубку покури,
Пусть в творог и дрянь превратятся мозги.

Потом, когда болотники стали мигать заслезившимися глазами, куча зашевелилась, села и оказалась крайне истощенной женщиной с ввалившимися глазами. Она глядела на них секунду, потом пробормотала:

– Как вау.

И упала без сознания, гремя бусами.

– Не обращайте на Гаш внимания, – сказал Тим. – По вторникам она всегда падает.

Несколько расстроенные едким дымом и мерцанием свеч, болотники сели, скрестив ноги, на чумазый матрас и попросили чего-нибудь пожевать, ибо они проделали дальний путь и готовы были проглотить даже тиканье часов.