Тоска из многоточий

Упал на землю легкий снег
И изменилось все вокруг…
Вот так зима взяла разбег
И сотворила жизнь из вьюг.

Невероятной белизной
Я очарован в этот миг,
Воспринимаю с новизной
Огромный мир из старых книг.

И к звездам отворив окно,
Под стук магический часов,
Припомнив то, что суждено,
Я к вечности спешу на зов.

«Это новая осень стучит в мою дверь…»

Это новая осень стучит в мою дверь,
Обещая покой, вдохновенье и грусть,
Поднимая из памяти горечь потерь,
И читая пол ночи стихи наизусть.

Листопадом, холодным и мелким дождем
Повторяется жизнь в повседневной глуши…
Происходит и то, что так часто не ждем —
Приближается вечность для темной души.

И, тревожно застыв на пороге судьбы,
Я смотрю, чуть дыша, как уносятся в ночь
Наши странные мысли, мечты и мольбы,
Вслед за ними и я ускользнуть бы не прочь.

«Ты думаешь, что век железный? Нет…»

Ты думаешь, что век железный? Нет,
Ведь он лишен «лица», крупицы чести.
Перед тобой мерцает мертвый свет —
Эпоха пластика, эпоха жести.

Глупцы надеются на бесконечность лет,
Отпущенных им для взаимной лести.
Для лживых, лакированных побед,
Не ожидая от иллюзий мести.

Меж тем коварна всякая мечта,
Когда приходит время воплощенья
В земных вещах, отравленных сполна.
И душу поглощает суета,
Суля ей смерть вторую без прощенья,
Шутя стирая судьбы-имена.

«На фоне всей опустошенности…»

На фоне всей опустошенности
Эпохи пластика и лжи.
Во мне все больше отрешенности
Что режет страсти-миражи.

На фоне странного движения —
Безумного скачка во тьму.
Во мне сильнее отторжение
И веры нету никому.

На фоне общей безнадежности,
И увлеченья мелким злом,
Дышу я воздухом безбрежности,
Идя сквозь годы напролом.

«Текущие дни и текучесть вещей…»

Текущие дни и текучесть вещей,
Где все переходит друг в друга.
Трагический воздух эпохи ничьей —
Не выйти из темного круга.

Теперь лишь смотреть безучастно и зло
На то, как сгорают закаты
Бессмыслицы жизни. Гадать, что могло
Случиться, не будь той утраты,

Что душу твою разорвав на куски,
Изъяла все лучшие части,
Оставив тебе беспредельность тоски,
Тяжелые сны и напасти.

«И в темном одиночестве моем…»

И в темном одиночестве моем
Проскальзывают трепетные тени
Далёких и забытых сновидений,
И жгут меня мистическим огнем.

Я медленно бреду в холодный мрак,
Наполненный отчаяньем без меры.
Но память и обломки старой веры
Вновь чертят непонятный, странный знак

Надежды, что давно ушла в туман
Невнятных дней, задумчивых столетий…
А я — за несвершенное в ответе —
Храню меж строк всю боль от старых ран.

«Определенность путей…»