Тоска по дому

Я знал, что это случится. Сколько можно не готовить домашние задания, не отвечать на уроках, не приносить атлас на уроки географии? Я знал, что в конце концов кому-то это надоест. И сегодня, после того как я четыре раза выходил в туалет на уроке обществоведения и в коридоре встретил свою классную руководительницу, это и в самом деле случилось. В конце занятий она вошла в класс и вручила мне письмо в белом конверте с эмблемой школы для господина и госпожи Авнери, и я, хотя конверт не открывал, отлично знал, что написано в письме. Спад в учебе, спад в дисциплине, спад в общении, спад, спад! Смешное слово: спадспад. Как тамтам или канкан… Письмо это госпоже Авнери я не передал. Ведь я заранее знаю все, что она мне скажет. Я просто реально слышу ее голос: «Ты ведь знаешь, что нам трудно, Йоти, так почему же ты доставляешь своему отцу и мне лишние неприятности?» Вместо этого я засунул конверт под памятник Гиди, который сложил из камней в поле. На минуту мне показалось, что сам Гиди сидит на одной из ветвей большого дерева, над домом Ноа и Амира, и смотрит на меня, разочарованный моим поведением, но я постарался не замечать этого, продолжая добавлять камни по бокам, так, чтобы письма не было видно, а в промежутки между камнями добавил камешки поменьше и немного земли. В конце концов моя классная руководительница, вероятно, позвонит маме, но пока у меня есть несколько дней. Я влез в свою комнату через окно, схватил доску, на которой мы с Амиром играли в шашки, бегом пересек поле. Я стоял у двери Ноа и Амира. Надеялся, что кто-нибудь из них окажется дома один, и неважно, кто именно, мне все равно.

Амир был очень рад меня видеть, но щеки его покрывала щетина, будто он был в трауре.

– Как здорово, что ты пришел, – сказал он, проводя рукой по своей щеке. – У меня как раз перерыв в занятиях.

– Хотите, сыграем в поддавки? – спросил я и постучал кулаком по доске.

– Знаешь что, Йотам, – сказал он торжественным тоном. – Нет! Мне кажется, что ты уже созрел для шахмат.

Спустя несколько недель после убийства Рабина улицы захватила вспышка эпидемии «Нахман из Умани». Машины заражают одна другую наклейкой «На Нах Нахма Нахман ме-Уман», а с машин эти буквы и слова перемещаются на белые полотнища, вывешенные на балконах. Авторитетный комментатор объясняет по радио: речь идет о версии молитвы раби Нахмана из Брацлава, которая появилась еще в начале века, как своего рода загадка, и имеет тенденцию снова возникать в тревожные для общества времена.

По дороге в Тель-Авив Амир создает для себя альтернативные заклинания:

– Лю люб люби любим любимых…

Или

– Ед еду едем едим…

Если бы он работал в рекламном агентстве, то мог бы сделать из этого стикер.

Но он не сделает. Он вообще не работает. В этом семестре он взял отпуск, чтобы учиться как человек (а это значит, что у него есть время подумать. Порой, как видно, даже слишком много времени).