Читаем Тоска по дому полностью

Выступление началось со звукового фидбэка – режущий слух гитарный скрежет испугал публику и вызвал недовольный ропот. Ничего не поделаешь, так бывает, когда твой звукорежиссер – старшеклассник. Дальше пошло лучше. «Лакрица» от песни к песне держалась увереннее, голос Давида окреп, бас обрел глубину, ударник выскочил из-за своих тарелок и стал подпевать Давиду нежным, почти женским голосом; фанаты в зале хлопали в ладоши в такт музыке, когда звучал припев, а когда исполнялись баллады, поднимали вверх зажигалки; лысый критик из местной газеты «Коль ха-Ир» – все знали, что он критик из местной газеты, но старались этого не показывать, – по крайней мере дважды одобрительно кивнул. Время от времени напряженный гитарный ритм сопровождали действительно прекрасные строки, например: «Любовь – это нервный ди-джей» или «На реке по имени Я обрушилась плотина». И это натолкнуло меня на мысль, что, возможно, на концертах следует раздавать зрителям тексты песен, как это делают производители дисков. Меня охватила привычная, постоянная зависть к музыкантам, которые могут творить вместе, обогащая друг друга; одним взглядом, одним треньканьем гитарной струны показать, что песня допета, а фотографам приходится принимать все решения в одиночку и ошибаться, снова и снова ошибаться.

Ближе к концу мне даже удалось забыть, что я лично знакома с исполнителями. Я закрыла глаза и позволила себе слиться с музыкой и дала ей увести меня на прогулку. Во время одной инструментальной композиции я побывала в Негеве, на желтом холме, со стадом рыжих коз. Во время другой, более бурной, я оказалась участницей красочной фиесты в деревне из «Ста лет одиночества», передо мной появился Моди и подал мне коктейль пурпурного цвета.

После завершающей песни – очень странной регги-версии песни «Свободен, значит, одинок» группы «Бензин» – публика, разумеется, потребовала исполнить песню на бис. «Лакрица» отказалась от ритуала ухода и по настоянию зрителей возвращения на сцену, потому что им по сути некуда было уходить. Гитарист сменил электрогитару на акустическую. Давид взял микрофон. После целого вечера пения он говорил хриплым голосом. Лоб под направленными на него прожекторами блестел от пота. Я помню почти каждое слово:

– Я хочу поблагодарить всех, кто сегодня пришел. Не стану говорить, что вы замечательная публика, потому что это пустые слова. Вы любящая публика. Дай Бог, чтобы на всех наших выступлениях нас встречали так же. (Бурные аплодисменты.) Особо хочу поблагодарить трех человек, без которых меня здесь сегодня не было бы – Йони, Мата́на и Амира. (Амир сжал мое бедро.) Без вашей дружеской поддержки я в последние несколько недель не выжил бы, не стоял бы здесь и не пел. Вам я посвящаю следующую песню «Благодатью Своей осени меня». Мне кажется, что всем нам сейчас не повредит немного милосердия.

На второй фотографии с концерта Амир и Давид обнимаются. После песни «Благодатью Своей осени меня» – ее припев, похожий на гимн, я слышала еще в нашей гостиной, так что смогла присоединиться к пению, – включили свет, и зрители подошли к сцене поприветствовать исполнителей. Образовалась небольшая очередь, какая бывает на свадьбах после церемонии благословения, а я притаилась со вспышкой наготове, выжидая, когда Давид и Амир встретятся, и ловила момент, когда никто между ними не влезет. На фотографии Давид выглядывает из-за плеча Амира. Глаза у него закрыты, бровь немного приподнята, губы растянуты в полуулыбке. Амир чуть наклонился так, что задралась рубашка, обнажив низ спины; вытянутой вперед правой рукой он прижимает к себе Давида в мужском объятии. На заднем плане какой-то парень разглагольствует перед женщиной – матерью Давида, судя по немодным брюкам, – и грива его волос не вся попадает в кадр. Прямо за ними старшеклассник, работавший сегодня звукорежиссером, нагнувшись, сматывает кабель. Остальные детали тонут в темноте. Поглощенные черной дырой. Не фотография века с точки зрения освещения, но я люблю ее из-за полуулыбки Давида, а еще из-за того, что если приблизить ее к носу, то можно уловить запах, характерный только для таких концертов: сочетание табачного дыма, пота и возбуждения. По дороге домой мы пытались угадать, какая из песен группы «Лакрица» станет хитом на радио. Время от времени Амир с сияющими глазами вспоминал и другие подробности шоу.

– Ты заметила, что их бутылки с водой остались полными? Они не выпили ни капли. А как тебе ударник? Мощный парень, скажи? Давид говорит, в жизни он просто котенок. А критика из «Коль ха-Ир» видела? Он подошел к Давиду и сказал ему спасибо. Спасибо – это хорошо, нет?

Конечно, спасибо – это хорошо.

Амир мчался с такой скоростью, преодолевая повороты на выезде из Иерусалима, что я боялась, как бы нам в порыве энтузиазма не вылететь вместе с машиной в ущелье под Мевасеретом, но я ничего ему не сказала. Мне нравилось видеть его таким – взволнованным, воспрянувшим, живым – и не хотелось ничего испортить.

Тогда я еще думала, что в моей власти контролировать, что портится, а что нет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза