Читаем Тоска по дому полностью

– Слышите стук? Это он разносит весь дом.

– Вооружен? – поинтересовался командир-гном.

– Нет, оружия у него нет, – ответила я, – и я не думаю, что он собирается кого-нибудь ранить или того хуже, хотя у него долото.

– О-о-о-кей, – протянул он и повернулся к двум остальным: – Приготовить оружие! Без моей команды не стрелять, ясно?

Стрелять? Я вдруг перепугалась:

– Какая еще стрельба? Не надо ни в кого стрелять, в доме три старика!

– При всем уважении, – отрезал командир-гном, – решать, представляют они опасность или нет, будем мы, – и знаком велел полицейским следовать за ним. Я попросила Ноа побыть еще немного с Лилах, а сама пошла с полицейскими.

Автобус, затормозивший на остановке перед нашим домом, выпустил пассажиров, которые с удивлением обступили полицейский автомобиль. Так уж повелось в нашем квартале: каждый должен знать абсолютно все.

– Все в порядке, – помахала я рукой любопытствующим, – ничего не случилось.

Полицейские начали подниматься по лестнице. Буквально за секунду до того, как командир-гном приблизился к двери, я схватила его за рукав и предложила войти первой, чтобы никто не перепугался.

– Нет, ни в коем случае, – сказал он и всем весом навалился на дверь плечом, как показывают в сериалах, но, поскольку я, убегая, оставила дверь приоткрытой, свой рывок он завершил только в гостиной. Двое других полицейских, изо всех сил сдерживая смех, вошли вслед за командиром, и я заперла дверь.

– Слава Богу, – сказала Джина, посылая в потолок воздушный поцелуй, – слава Богу, что вы здесь.

– Что ты говоришь? Зачем они явились? Кто их сюда звал? – Авраам, оставив стремянку, которую поддерживал, приблизился к командиру-коротышке.

– Э-э… – заикаясь, начал командир-гном и указал на меня. – Эта дама вызвала нас и сказала, что в ваш дом вломился араб.

– Кто вломился? Куда вломился? – Авраам схватил его за рубашку. – Я-а́хбаль[54], это мой сын, Нисан. Я принимаю его здесь с почтением и радостью.

– А это кто? – командир-гном кивнул головой в мою сторону.

Авраам пристально посмотрел на меня, и в глазах его вспыхнула искорка узнавания.

– Никто, – сказал он, – просто одна мальу́на. Говорит много, но мало что соображает.

– Это моя невестка, – вмешалась Джина («Джина вступается за меня? – подумала я. – Не иначе, нас ждет пришествие мессии»), – а это Авраам, мой муж. Он немного… понимаете, ему сделали операцию, и с тех пор в него вселился демон, ему кажется, что этот араб – Нисан, наш сын.

– А он не ваш сын? – спросил командир-гном и покрутил пуговицу у себя на форменной рубашке.

– Конечно, нет, – сказала Джина. – Нисан умер, когда ему было два года, мы тогда только приехали в Израиль и поселились в этом доме.

– Так вы утверждаете, что это Нисан? – спросил командир-гном Авраама, который недовольно закивал головой, словно глубоко оскорбленный вопросом.

– О-о-ке-е-й, – сказал командир-гном, подходя к стремянке и снизу глядя на араба, стоявшего на самой высокой ступеньке. – Стало быть, мне ничего не остается, как спросить вас лично, кто вы такой.

– Я-Саддик, – ответил араб, ни на секунду не прекращая долбить стену.

– А что вы здесь делаете, позвольте узнать?

– Это мой дом. – И Саддик показал ключ, висевший у него на шее.

– Ваш дом… Интересно… – Эти слова командир-гном произносит с кривой усмешкой. – Если так, то, возможно, вы сможете объяснить мне, кто все эти люди.

– Это мои гости, – ответил Саддик, вытаскивая из стены первый кирпич. – Это мой гость, а это моя гостья. Та тоже моя гостья. Вот уже пятьдесят лет они гостят в моем доме.

– О-к-е-е-ей… – Командир-гном сунул за пояс большие пальцы рук. – Я начинаю понимать. И у тебя есть документ, подтверждающий это?

– Да, прошу вас, – говорит Саддик, достает из кармана рубашки кушан, наклоняется и протягивает его командиру-гному.

– Это кушан-табу, еще от турок, – поясняет он, – и здесь написано, что дом принадлежит семье Ада́на, моей семье, а также вся земля вокруг дома, половина дуна́ма.

Командир-гном несколько секунд разглядывает документ и вдруг, будто у него лопнуло терпение, швыряет бумагу на землю и, размахивая руками, кричит:

– Чихать я хотел на турок! Если у тебя нет официального документа, выданного государством Израиль, то, с моей точки зрения, ты вторгся в чужое жилище! А вы, – обратился он к нам, – решайте, будете заявлять на него в полицию или нет. Если да, то не тратьте понапрасну время. У полиции Израиля и без вас достаточно работы.

– Да, – сказала я, – я хочу подать заявление. Этот человек крутится вокруг нашего дома уже несколько месяцев, беспокоит людей, а теперь еще набрался наглости…

– Никто не посмеет подавать заявление на Нисана! – донесся из кухни голос, и Авраам вышел оттуда с хлебным ножом в правой руке. Он приблизился ко мне и грозно рявкнул: – Я тебя предупреждал!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза