Тоскливый Запад [=Сиротливый Запад]

Вэлин: Да, мою собственную плоть и кровь, а почему нет? Если ему позволено убивать свою собственную плоть и кровь и остаться безнаказанным, почему мне нельзя?

Уэлш: Ну о чём ты говоришь? Коулмэн выстрелил в вашего отца в результате несчастного случая, и ты прекрасно это знаешь.

Вэлин: Чёрта с два несчастного случая! Ты единственный идиот в Линнэне, который верит, что этот выстрел был несчастный случай. Разве не смеялся отец над причёской Коулмэна и разве Коулмэн не вскочил, не потянул его назад за волосы и не прострелил бедняге череп именно так как он обещал с восьмилетнего возраста и отец наступил на его Scalectrix, разломив его пополам…

КОУЛМЭН входит через наружную дверь.

Коулмэн: Однако я любил этот Scalectrix. Он светился в полумраке.

ВЭЛИН поворачивается и направляет ружьё на КОУЛМЭНА. УЭЛШ отступает со стоном, обхватив голову руками. КОУЛМЭН невозмутимо идёт к столу и садится.

Уэлш: Это не правда! Это не правда!

Коулмэн: Смотри, он побледнел как бумага…

Вэлин: Нет, ты заткнись! Не болтай после твоих грязных преступлений…

Уэлш: Скажи мне, что ты не застрелил твоего отца умышленно, Коулмэн. Пожалуйста, сейчас…

Вэлин: Это не о нашем отце, будь он не ладен! Это о моих статуэтках, чёрт бы тебя побрал!

Коулмэн: Видишь, какие у этого парня приоритеты?

Вэлин: Плавить статуэтки — это действие, направленное прямо против Бога!

Уэлш: Также как и стрелять в голову своего отца!

Вэлин: И регулятор газа был на максимальной отметке!

Уэлш: Скажи мне, Коулмэн, пожалуйста, скажи мне. Скажи мне, что ты не застрелил своего отца намеренно. О, скажи мне прямо сейчас…

Коулмэн: Да успокоишься ты, наконец? (Пауза). Конечно, я застрелил моего отца намеренно.

УЭЛШ начинает стонать опять.

Коулмэн: Я не собираюсь выслушивать ни от кого замечания. [Он сказал, что] мои волосы выглядят как волосы пьяного ребёнка. А я как раз только что причесал мои волосы, и они были в полном порядке! И я прекрасно знаю, что прострелить голову собственному отцу против Бога, но есть оскорбления, за которые нельзя прощать.

Вэлин: И варить статуэтки тем более против Бога, особенно если это статуэтки Святой Девы Марии.

Коулмэн: Это достаточно верно, трудно спорить, если у парня ружьё, и я скажу тебе ещё одну вещь, которая против Божьей воли, пока этот парень не влепил в меня пулю…(обращаясь к УЭЛШУ). Эй, стонота, ты слушаешь?

Уэлш: Я слушаю, я слушаю, я слушаю…

Коулмэн: Я скажу тебе ещё одну вещь, которая против Бога. Усадить своего брата в кресло, когда мозги его отца стекают по нему, и обещать сказать всем что это был несчастный случай…

Вэлин: Теперь заткнись, сволочь…

Коулмэн: Если я подпишу, что я отказываюсь в его пользу от всего, что мой отец оставил мне в своём завещании…

Уэлш: Нет…нет… нет…

Коулмэн: Его дом и его землю, и его столы и его кресла и его сбережения чтобы транжирить их по мелочам на дерьмовые плиты, чтобы мучить ими меня, мерзавец…

Уэлш: Нет, теперь…нет…

Вэлин: Прощайся с белым светом, сволочь!

Коулмэн: И дерьмовыми Тейтосами, наихудшими чипсами в мире…

ВЭЛИН взводит курки ружья, приставленного к голове КОУЛМЭНА.

Уэлш: Нет, Вэлин, нет!

Вэлин: Я сказал, попрощайся с белым светом, сволочь

Коулмэн: Прощай белый свет, а ты мерзавец.

ВЭЛИН нажимает курок. Происходит пустой щелчок. Он снова нажимает на курок. Опять щелчок. Третий раз, и опять щелчок. КОУЛМЭН достает из кармана два ружейных патрона.

Коулмэн: Ты думаешь, я сумасшедший идиот, а? (Обращаясь к УЭЛШУ) Ты видел это, батюшка? Мой собственный брат стреляет мне в голову.

Вэлин: Отдай мне эти долбаные патроны.

Коулмэн: Нет.

Вэлин: Дай мне патроны, я сказал.

Коулмэн: Я не дам.

Вэлин: Дай мне их, чёрт…