Тост

– Черт побери! Вы действительно этого не понимаете? – Хенрик подтолкнул Рудловского к зеркалу и увидел искривленную комнату, кровать с трупом Смулки, вспотевшие очки труса. – Для того! – крикнул он. – Для того, чтобы можно было смотреть в зеркало. Теперь вы понимаете?

– Допустим, – Рудловский снова стал протирать очки. – Тогда, с вашего разрешения, я сегодня сделаю свою последнюю ставку, а потом выйду из игры.

– Нет! Никаких последних ставок!

Рудловский молчал. «Сломался, – понял Хенрик. – Я буду не один».

– Слушайте внимательно, – быстро объяснял Хенрик. – Если вы солидаризуетесь со мною, Мелецкий ничего не посмеет тронуть. Вдвоем с Виясом он с нами не справится.

– А Чесек?

– Чесек сделает то, что я захочу. Я объявлю Мелецкому, что мы трое не согласны на ограбление Сивова.

Рудловский показал на мертвого Смулку.

– Он пришьет меня, как его.

– Ничего он вам не сделает!

– Вы его не знаете.

– Я знаю себя. Втроем мы с ним справимся.

– Нет. Я не пойду против шефа. Выстрел в живот – это чертовски больно. Мне жизнь не надоела.

Рудловский попытался выйти, но Хенрик снова преградил ему дорогу.

– Хорошо, – согласился Хенрик. – Я не требую, чтобы вы перешли на мою сторону. Достаточно, если вы не выступите против меня.

– Нейтралитет? – спросил недоверчиво Рудловский.

– Да.

– А что я с этого буду иметь? Хенрик развел руками.

– Ну, возьмете себе кое-что. Рудловский прикрыл рот рукою.

– Прежде всего выйдем отсюда. Комната полна бактерий. Они вышли в коридор. Рудловский с облегчением вздохнул.

– Вы знаете, сколько мне обещал Мелецкий? – спросил он. – Два миллиона. Не барахлом. Наличными. Вы можете мне это гарантировать?

– Нет.

Рудловский рассмеялся и сказал:

– Ну пока! «Ушел. Черт с ним».

17

– Чесек, – сказал он. И сразу же подумал: «Я немного переиграл. Как будто только он и мог все спасти, как будто все зависит от него. Он ничего не должен заметить». – Привет, Чесек, – сказал Хенрик без нажима. – Вспотел?

Освенцимец стоял в дверях музея с ящиком на плече.

– Привет, старик, – ответил он. – Помоги. Хенрик взял ящик и поставил его в кузов грузовика.

– Что-то у тебя слабовато идет, – сказал он. – Доконала?

Ответ входившего в здание освенцимца он не расслышал. Что-нибудь вроде «баба-огонь», «она может», «как автомат» или какая-нибудь другая мужская похвальба. Неважно. В залах музея было светло, косые лучи утреннего солнца били прямо в глаза. «Здесь я дрался со Смулкой, лежал возле ящика, Смулка стоял там, в серой полосе света, и прикладывал платок к щеке. Здесь мне однажды повезло», – подумал он с суеверной надеждой. Чесек осматривал ящики.

– Бери те, помеченные мелом, – сказал он.

– Кто помечал? Шеф?

– А кто же?

– Он понимает в этом?

– Шеф во всем понимает!

– А вот женщину себе выбрал неважнецкую.

– Да, в женщинах он разбирается меньше. Подай мне ящик.

– Подожди.

Чесек. не протестовал. Значит, он тоже понимает, что что-то должно произойти, что надо отчитаться перед собою. Оба только делали вид, что «порядок, порядок», а на самом деле он тоже ждал разговора. Освенцимец сел на ящик и закинул нога на ногу.

– Ну? – спросил он. Хенрик сказал:

– Я был здесь вчера со Смулкой. – Знаю.

– Мы подрались. Знаешь, из-за чего?

– Нет. Но если ты ему всыпал – это хорошо. «Смулка не проговорился», – решил Хенрик.

– А ты знаешь, что Збышек… – хотел сказать «умер», но осекся, внезапно увидев на пиджаке освенцимца темное пятно… «Такой хороший пиджак», – подумал он. Чесек перехватил его взгляд и стал рассматривать свой пиджак.

– Грязный, – сказал он, – не было времени почистить.

Все было хуже, чем думал Хенрик. Это именно он, Чесек, помогал перенести Смулку на кровать. Самый доверенный человек шефа! Он сидел на ящике, положив нога на ногу, мордастый, приветливый, человек-сфинкс, каменное изваяние. «Пойдет ли он за мной, я не Смулка, я тоже лагерник, но подумай, к чьей помощи ты прибегаешь, чьими руками хочешь защищать закон и этику, а если это обыкновенный головорез, у него на пиджаке кровь Смулки, и его это даже не смущает, насмотрелся на трупы в лагере. Очень яркое солнце, будет жара, меня знобит, теперь я остался один, придется отступить».

– Он был тяжелый? – спросил Хенрик.

– Кто? Ах он? Весил изрядно. Ну и силенка у него! – За что его шеф прикончил?

– Он изменник, Хенек. С изменниками нельзя цацкаться.

– Ты знаешь, из-за чего я с ним дрался? – спросил Хенрик. – Скажу тебе. Он хотел взять отсюда одну мелочь. Спросил, сколько она стоит. Я велел положить на место. Из-за этого у нас и пошло.

Чесек продолжал качать ногой. Хенрик говорил:

– Он нокаутировал меня. А потом, когда привел в сознание, признал мою правоту.

– Какую правоту? – спросил Чесек, поднимаясь.

– Что то, что мы делаем, – это подлость.

– Возможно, – согласился Чесек. Хенрик схватил его за плечо.

– Чесек! Я знал, что с тобой я договорюсь! Я знал!

– Подожди, какое договорюсь? Какое знал? – удивился Чесек. – Ты думаешь, что нельзя жить после того, как сделаешь подлость? Очень даже хорошо можно жить.

– Старик, я думал, ты меня понимаешь.

– Что я должен понимать? Я знаю одно: кто был помягче, поделикатней, тот быстрее отправился на тот свет.