Тот, кто хотел увидеть море

Мать то и дело прислушивалась, но сдерживала себя и к балкону не подходила. Дверь была открыта, и теплый ветер порой доносил всякие звуки, в которых мать старалась разобраться. Если ей казалось, что скрипит калитка, она переставала жевать и слушала, затаив дыхание, затем, убедившись, что по дорожке никто не идет, опять принималась за еду.

Допив кофе, отец сейчас же поднялся наверх. И не успел он затворить за собой дверь спальни, как мать уже была на балконе. Она постояла там, потом спустилась в сад, дошла до дорожки, ведущей к калитке. Там она тоже постояла у самшита, не спуская глаз с калитки. Было начало второго, и Жюльен уже не мог прийти, разве что поезд опоздал. Следующий прибывал в пять вечера. Она это знала, и все же какая-то сила удерживала ее тут. Подождав немного, она вернулась на кухню, убрала со стола и уже опять была на своем посту.

На этот раз она прождала всего несколько минут. За калиткой показался Жюльен с чемоданом в руке. Мать сейчас же бросилась к нему. Он как будто не решался войти. Все же он осторожно открыл калитку и тихонько затворил ее за собой. Мать и сын встретились под большой грушей, ветви которой нависли над дорожкой. Мать долго не выпускала сына из объятий, потом чуть отодвинулась, чтобы лучше его рассмотреть.

— Ты похудел. И выглядишь утомленным.

Жюльен покосился в сторону дома.

— Папа лег? — спросил он.

— Да.

Казалось, у него на душе стало легче; он постарался улыбнуться.

— Что это ты приехал в такое неурочное время?

Жюльен криво усмехнулся.

— Я еще с ума не сошел, — сказал он. — Я предпочитаю поговорить сперва с тобой с глазу на глаз, и потому подождал, пока он пойдет отдыхать.

Мать покачала головой, как бы говоря «бедный мой сынок, как это тебе в голову пришло».

— Понимаешь, — продолжал Жюльен, — если ты думаешь, что отец сделает из этого трагедию, я лучше сразу смоюсь.

Мать подбоченилась и посмотрела на него, нахмурив брови.

— Ты уйдешь? Но, боже мой, куда?

Он пожал плечами.

— Не беспокойся, не пропаду.

Мать ничего не понимала. Она глубоко вздохнула.

— Скажи, пожалуйста, когда в последний раз отец тебя наказал или хотя бы отчитал как следует? — спросила она.

Жюльен как будто задумался.

— Он, конечно, не кричит. Но я предпочел бы, чтобы он изругал меня последними словами и больше об этом не поминал.

— Легко сказать, не поминал. А вот мне, наоборот, очень бы хотелось как следует об этом поговорить. То, что нам рассказал господин Мартен, не очень-то для тебя лестно.

Жюльен засмеялся. Но смех его звучал как-то фальшиво.

— Тебе смешно, а мне, знаешь, не до смеха, — сказала мать. — Наоборот. Уверяю тебя, меня это ужасно огорчает. А ты готов уже опять сбежать из дому. Вот тогда будет трагедия, но только для меня одной. А потом ты забываешь, что ты еще не взрослый.

Жюльен опустил голову. Голос матери звучал строго, хоть в нем и чувствовалась какая-то легкая дрожь.

— Я засмеялся потому, что другие смеялись. Говорят, там все обхохотались, когда господин Мартен, как медведь по клетке, метался из угла в угол по своей лавочке.

— Но ты все-таки отдаешь себе отчет, что ты натворил? Ведь он тебе доверял. Ты был доверенным лицом главы фирмы во время его отсутствия.

Жюльен пожал плечами.

— Это тоже смешно, — сказал он. — Ты представляешь, всем, кто там работает, за пятьдесят. Почти пятьдесят лет смотреть, как вертится чан с конфетами; не беспокойся, они свое дело знают. А я в первый раз это видел. Неделю я там торчал. Потом понял, мне тут делать нечего, и предложил им сделку: пусть работа идет без сучка, без задоринки, а я им глаза мозолить не буду. Уговаривать их не пришлось.

У матери перехватило дыхание.

— Значит, с первых же дней ты… ты лодырничал?

— Нет, я познакомился с одним парнем, он учится в художественной школе, и он выхлопотал мне разрешение посещать занятия, а в лавочке господина Мартена все шло как по маслу.

— Господи боже мой, господи боже мой!

Она не знала, что ей делать. И вдруг ей вспомнились слова господина Мартена.

— А ночью ты тоже посещал занятия? — спросила она.

Жюльен как будто смутился. Он улыбнулся, немного помялся, затем полушутя полусерьезно сказал:

— Ну, если тебе нравится называть это так, я, знаешь, не возражаю.

На этот раз мать рассердилась.

— Жюльен! Ты кажется забыл, что я твоя мать. Мне не нравится, как ты воспринимаешь мои слова. Ты сейчас без работы. Наши дела, сам знаешь, не очень-то блестящие, а ты обращаешь в шутку такие… такие вещи…

Она не находила нужных слов.

— Но, мама, ведь не думала же ты… ты же понимаешь…

Он тоже замолчал. Она подождала минутку и, покачав головой, сказала:

— Да, понимаю… Да-да, я много чего понимаю. И отлично понимаю, что, как только ты вышел из-под моего крылышка, ты стал позволять себе всякие вольности. Только я также замечаю, что ты не очень-то дальновиден, мог бы сообразить, что в один прекрасный день господин Мартен нагрянет в твое отсутствие…

Жюльен перебил ее.